Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Герцогиня, сказалъ Донъ-Кихотъ; все несчастіе, вся бда этой двушки происходитъ отъ праздности, она всему виною, и самое лучшее, что можно посовтовать Альтизидор, это заняться какимъ-нибудь честнымъ дломъ. Въ аду, говоритъ она, наряжаются въ кружева, вроятно она тоже уметъ плести ихъ, пусть же прилежно займется она этимъ дломъ, и пока пальцы ея будутъ заняты иглой, любимый или любимые образы не будутъ тревожить ея воображенія. Вотъ мое мнніе, вотъ мой совтъ.

— Да тоже и мой совтъ, подхватилъ Санчо; потому что въ жизнь мою не встрчалъ я кружевницы, умершей отъ любви. Работающая двушка думаетъ больше о работ, чмъ о любви. Я по себ сужу: работая въ пол, я не думаю о моей хозяйк, Терез Пансо, а между тмъ, я люблю ее, какъ звзду глазъ моихъ.

— Ты правъ, Санчо, замтила герцогиня; и я съ сегодняшняго же дня усажу Альтизидору за работу, она къ тому же такая мастерица въ разныхъ рукодльяхъ.

— Не зачмъ вамъ этого длать, сказала Альтизидора; мысль о томъ, какъ безчувственно оттолкнулъ меня, какъ сурово обошелся со мною этотъ бродяга, убиваетъ во мн всякую любовь. Прошу васъ, позвольте мн уйти, чтобы не видть, не скажу этого печальнаго образа, а этого несчастнаго отвратительнаго скелета.

— Видно не даромъ говорятъ, будто дерзости длаютъ для того, чтобы найти предлогъ простить, замтилъ на это герцогъ.

Альтизидора притворно утерла глава платкомъ, поклонилась своимъ господамъ и вышла изъ комнаты.

— Бдная, бдная двочка, проговорилъ во слдъ ей Санчо; а впрочемъ по дломъ, вольно же было полюбить ей этого недотрогу съ сердцемъ — твердымъ, какъ камень и съ душою — сухой какъ тростникъ; кабы полюбила она меня, не ту бы я псеньку заплъ ей.

Этимъ кончилась бесда Донъ-Кихота съ хозяевами; одвшись онъ пообдалъ съ ними и посл обда отправился въ путь.

Глава LXXI

Опечаленный и обрадованный: — опечаленный своимъ пораженіемъ, обрадованный чудесной силой, обнаруженной Санчо при воскресеніи Альтизидоры, — отправился изъ замка побжденный странствователь Донъ-Кихотъ. Онъ однако нсколько сомнвался, чтобы влюбленная двушка унерла отъ любви въ нему, Санчо же отправился далеко необрадованный; — особенно тмъ. что Альтивидора не подарила ему общанныхъ шести рубахъ. Думая и передумывая объ этомъ, онъ сказалъ своему господину: «право, господинъ мой, должно быть я самый несчастный лекарь на свт, другіе лекаря, уморивши больнаго, требуютъ еще денегъ за это; — экой трудъ, подумаешь, прописать какое-нибудь лекарство, котораго они не приготовляютъ даже, а велятъ приготовить аптекарю на бду больныхъ; — между тмъ я, излечивая другихъ своими боками, исщипывая, избивая, искалывая булавками и хлестая себя плетьми, я — не получаю за это ни обола. Нтъ, ужъ если попадется теперь въ мои руки больной, такъ я потребую впередъ за леченіе: священникъ кормится обднями, которыя онъ поэтъ, и я не думаю, чтобы небо одарило меня такимъ чудеснымъ свойствомъ для того, чтобы я помогалъ имъ другимъ, не получая за это ни дна, ни покрышки.

— Ты правъ, другъ Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ; Альтизидор слдовало отдать теб общанныя рубахи. И хотя чудесная сила твоя досталась теб gratis, безъ труда и ученія съ твоей стороны, но претерпвать мученичество для счастія другихъ, это хуже всякаго ученія. Что же касается меня, такъ я далъ бы теб Санчо все, чего бы не попросилъ ты, въ вознагражденіе за разочарованіе Дульцинеи. Не знаю только, послдуетъ ли исцленіе если заплатить за него, а мн бы не хотлось платой уничтожить чудесное дйствіе лекарства, но попытка не пытка; Санчо, назначь что хочешь и выпори себя сейчасъ же; а потомъ заплати себ чистыми деньгами изъ собственныхъ рукъ: деньги мои у тебя.

Услышавъ это, Санчо выпучилъ глаза, вытянулъ уши, и согласился отъ чистаго сердца на сдланное ему предложеніе.

— Ладно, ваша милость, готовъ услужить вамъ, сказалъ онъ, потому что это выгодно для меня, что длать — любовь къ жен и дтямъ заставляетъ меня казаться интересантомъ; — но сколько же, ваша милость, пожалуете вы мн за каждый ударъ.

— Если оцнить всю силу боли, которую придется претерпть теб, то не вознаградить тебя всми богатствами Венеціи, всми рудниками Потози; но соображай свое требованіе съ моимъ кошелькомъ и оцни самъ каждый ударъ.

— Я долженъ дать себ три тысячи триста и столько-то ударовъ, сказалъ Санчо; я далъ себ уже пять, остается значитъ все остальное, будемъ считать эти пять за столько-то и столько-то, и положимъ круглымъ числомъ три тысячи триста. Если взять за каждый ударъ по квартилл, [30] а меньше я ни за что не возьму, выйдетъ три тысячи триста квартиллъ, или за три тысячи ударовъ — полторы тысячи полуреаловъ, а за триста остальныхъ — полтораста полуреаловъ; если приложить эти полтораста къ прежнимъ семи стамъ пятидесяти реаламъ выйдетъ восемсотъ семдесятъ пять. Я вычту эти деньги изъ тхъ, что находятся у меня, и вернусь домой богатымъ и счастливынъ, хотя и отлично избитымъ и отхлестаннымъ, но не достанешь форели…. [31]