Читаем Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание) полностью

— О благословенный, милый, добрый Санчо, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, о, какъ мы будемъ обязаны теб съ Дульцтнеей; всю жизнь мы должны будемъ благодарить тебя., если Дульцинея возвратитъ свой первобытный видъ, а это невозможно, чтобы она не возвратила его, ея несчастіе станетъ счастіемъ и мое пораженіе моимъ торжествомъ. Когда же, Санчо, начнешь ты бить себя? начинай скорй, я прибавлю сто реаловъ.

— Сегодня же ночью начну, сказалъ Санчо, постараемся только провести эту ночь въ пол подъ открытымъ небомъ, и тогда я немного пущу себ крови.

Наступила наконецъ эта, такъ страстно ожидаемая Донъ-Кихотомъ, ночь; до тхъ поръ ему все казалось, что колеса Аполлоновой колесницы разбились и день длится дольше обыкновеннаго, такъ всегда кажется влюбленнымъ, не умющимъ сводить концовъ съ концами въ своихъ желаніяхъ. Своротивъ немного съ дороги, рыцарь и оруженосецъ въхали въ густолиственную рощу, и, снявъ такъ сдло съ Россинанта и вьюкъ съ осла, расположились на зеленой трав и закусили провизіей изъ котомки Санчо. Устроивъ потомъ изъ узды и недоуздка своего осла прекраснйшую плеть, Санчо отошелъ шаговъ за двадцать отъ Донъ-Кихота подъ тнь четырехъ буковыхъ деревьевъ. Видя, какъ твердо и ршительно шествовалъ Санчо на мсто своего бичеванія, Донъ-Кихотъ сказалъ ему: «Смотри, мой другъ, не разорви себя въ куски, бей себя не сразу, а постепенно — ударъ за ударомъ, не спши, чтобы на половин дороги не занялось у тебя дыханіе; другими словами, не убей себя, давши себ только половину ударовъ. И чтобы все дло не пропало даромъ изъ-за одного лишняго или недоданнаго удара, я буду считать ихъ на четкахъ. Помогай же теб небо, какъ того заслуживаетъ твое благое намреніе.

— Хорошій плательщикъ не боится выдавать деньги, отвтилъ Санчо, я я думаю такъ отодрать себя, чтобы уходить себя не убивая; въ этомъ вся штука будетъ.

Въ ту же минуту онъ обнажилъ себя до поясницы и схвативъ узду принялся хлестать себя, а Донъ-Кихотъ считать удары. Не усплъ онъ однако дать себ восьми или десяти ударовъ, какъ дло показалось ему не совсмъ шуточнымъ и награжденіе не совсмъ выгоднымъ. Онъ остановился и сказалъ своему господину, что онъ ошибся въ счет, что за такіе удары слдуетъ заплатить не по квартилло, а по полреала.

— Продолжай, продолжай, сказалъ Донъ-Кихотъ, я плачу вдвое.

— Ну это дло другое — отвтилъ Санчо, принимаясь опять хлестать себя; скоро однако плеть перестала опускаться на спину Санчо, онъ сталъ хлестать ею по деревьямъ, вздыхая отъ времени до времени такъ тяжело, словно душа у него вылетала изъ тла. Тронутый Донъ-Кихотъ, страшась, чтобы Санчо въ самомъ дл не уходилъ себя и тмъ не погубилъ всего дла, сказалъ ему: «довольно, довольно; лекарство слишкомъ сильно, его слдуетъ принимать не сразу, а по частямъ, — Замору взяли не въ одинъ день. Ты далъ себ, если я не ошибся въ счет больше двухъ тысячъ ударовъ, за сегодня довольно, нужно и мру знать; оселъ и тотъ чрезъ мру не потянетъ.

— Нтъ, нтъ, отвчалъ Санчо; не обо мн скажутъ: деньги получилъ и руки отбилъ. Уйдите, ваша милость, подальше и позвольте мн влпить себ еще съ тысячу ударовъ. Въ два такіе приступа мы уладимъ дло и тогда не о чемъ будетъ горевать вамъ.

— Богъ съ тобой, если пришла теб такая охота, бей себя, я отойду, сказалъ Донъ-Кихотъ. И Санчо такъ энергически принялся за дло, что скоро снялъ кожу съ нсколькихъ деревьевъ: съ такимъ остервененіемъ разочаровывалъ онъ Дульцинею. Хвативъ наконецъ съ ужаснйшимъ крикомъ плетью изо всей силы по буковому дереву, онъ воскликнулъ: «здсьумеръ Самсонъ и пропадай я, какъ онъ».

Услышавъ этотъ ужасный ударъ, этотъ раздирающій кривъ, Донъ-Кихотъ подбжалъ въ Санчо и вырвавъ у него недоуздокъ, служившій ему вмсто бычачьяго нерва сказалъ ему: «Санчо, не допусти Богъ, чтобы ты погубилъ изъ-за меня жизнь, которой ты поддерживаешь семью твою. Пусть Дульцинея живетъ, какъ я, близкой надеждой, и подождетъ пока ты соберешься съ силами, чтобы кончить это дло въ общему удовольствію».

— Если вашей милости такъ угодно, извольте, я согласенъ, сказалъ Санчо; но только прикройте меня вашимъ плащемъ, потому что я страшно потю и не хотлъ бы схватить насморка, какъ это случается съ кающимися, бичующями себя въ первый разъ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Тиль Уленшпигель
Тиль Уленшпигель

Среди немецких народных книг XV–XVI вв. весьма заметное место занимают книги комического, нередко обличительно-комического характера. Далекие от рыцарского мифа и изысканного куртуазного романа, они вобрали в себя терпкие соки народной смеховой культуры, которая еще в середине века врывалась в сборники насмешливых шванков, наполняя их площадным весельем, шутовским острословием, шумом и гамом. Собственно, таким сборником залихватских шванков и была веселая книжка о Тиле Уленшпигеле и его озорных похождениях, оставившая глубокий след в европейской литературе ряда веков.Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы и зеркала. Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин.

литература Средневековая , Средневековая литература , Эмиль Эрих Кестнер

Зарубежная литература для детей / Европейская старинная литература / Древние книги