Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Донъ-Кихотъ и донъ Альваро обмнялись тысячью любезностей и предложеній услугъ, при чемъ знаменитый Ламанчецъ выказалъ столько такта и ума, что окончательно разубдилъ донъ Альваро Тарфе, начинавшаго думать, не очарованъ ли онъ въ самомъ дл, встртившись вдругъ съ двумя Донъ-Кихотами, не имвшими между собою ничего общаго. Вечеромъ оба они отправились въ путь и въ разстояніи полумили увидли дв расходившіяся дороги: одна вела въ деревню Донъ-Кихота, другая на родину донъ-Альваро. Во время этого короткаго перезда, рыцарь разсказалъ донъ-Альваро исторію своего пораженія, а также исторію очарованія Дульцинеи и средство, указанное Мерлиномъ для разочарованія ея. Все это повергло донъ-Альваро въ новое удивленіе, и онъ, дружески распростившись съ Донъ-Кихотомъ и Санчо, отправился въ одну сторону, а рыцарь и оруженосецъ отправились въ другую. Рыцарь провелъ эту ночь подъ группою нсколькихъ деревьевъ, чтобы дать возможность Санчо продолжать свое бичеваніе. И оруженосецъ избилъ себя и на этотъ разъ совершенно также, какъ прошлой ночью, хлестая больше по кор буковыхъ деревьевъ, чмъ по своей спин, которую онъ такъ тщательно берегъ, что вс удары плетьми не могли бы согнать съ нее даже мухи, еслибъ она услась тамъ. Обманутый Донъ-Кихотъ врно сосчиталъ вс удары, и нашелъ, что Санчо далъ себ въ оба раза три тысячи двадцать девять ударовъ. Солнце должно быть вошло на этотъ разъ очень рано, чтобы взглянуть на бичующую себя жертву, но при первыхъ лучахъ его господинъ и слуга пустились въ путъ, радуясь тому, что имъ удалось разсять заблужденіе донъ-Альваро, и получить отъ него извстное намъ, какъ нельзя боле форменное, свидтельство въ этомъ.

Этотъ день и эту ночь они провели въ дорог, и съ ними не случилось ничего особеннаго, если не считать того, что Санчо докончилъ ночью свое бичеваніе; и это преисполнило Донъ-Кихота такой безумной радостью, что онъ ожидалъ только дня, чтобы увидть, не встртитъ ли онъ гд-нибудь на дорог разочарованной дамы своей Дульцинеи. Полный непоколебимой вры въ слова Мерлина, онъ думалъ встртить въ каждой попадавшейся ему за дорог женщин, Дульцинею Тобозскую. Въ этой пріятной надежд оруженосецъ и рыцарь вошли на вершину одного холма, съ котораго они увидли свою деревню. При вид ея, Санчо упалъ на колни и воскликнулъ: «Желанная родина! открой глаза и взгляни за возвращающагося подъ кровъ твой сына твоего Санчо Пансо, вернувшагося если не разбогатвшимъ, то по крайней мр избитымъ. Открой твои объятія и прими приходящаго къ теб сына твоего Донъ-Кихота, побжденнаго другимъ, но побдившимъ самого себя, а это, говорятъ, величайшая побда, какую можетъ одержать человкъ. Но я возвращаюсь съ деньгами, и если избили меня, за то научили и крпко сидть на моемъ мст«.

— Полно вздоръ молоть, сказалъ Донъ-Кихотъ, замолчи и приготовился войти твердымъ шагомъ въ нашу деревню. Тамъ мы дадимъ волю воображенію, устраивая нашъ пасторальный бытъ. Съ послднимъ словомъ они сошли съ холма и направились къ своей деревн.

Глава LVXXIII

Сидъ-Гамедъ говоритъ, что входя въ деревню, Донъ-Кихотъ замтилъ возл того мста, гд молотили хлбъ, двухъ спорившихъ мальчугановъ.

— Хоть ты тутъ что длай, Периквилло, говорилъ одинъ другому, не видать теб ее никогда, никогда.

Услышавъ это, Донъ-Кихотъ сказалъ Санчо: «другъ мой, Санчо, слышишь ли, что говоритъ этотъ мальчикъ: не видать теб ее никогда, никогда».

— А намъ что за дло до этого? сказалъ Санчо.

— Примняя эти слова въ моему положенію, отвчалъ Донъ-Кихотъ, выходитъ, что не видать уже мн Дулыцшеи.

Санчо собирался что-то отвтить, но ему помшалъ заяцъ, убгавшій чрезъ поле отъ преслдовавшей его стаи гончихъ. Испуганное животное прибжало укрыться между ногъ осла. Санчо взялъ зайца за руки и подалъ его Донъ-Кихоту, не перестававшему повторять: «malum signum, malum signum. Заяцъ бжитъ, гончіе преслдуютъ его, дло ясно, не видать ужъ мн Дульцинеи».

— Странный вы, право, человкъ, отвчалъ Санчо, ну предположите, что заяцъ этотъ Дульцинея Тобозская, а гончіе — злые волшебники, превратившіе ее въ крестьянку; она бжитъ, я ее ловлю, передаю вашей милости; вы держите, ласкаете ее въ вашихъ рукахъ, что-жъ тутъ худаго, что за дурной это гнвъ?

Въ эту минуту спорившіе мальчуганы подошли къ рыцарю и оруженосцу, и Санчо спросилъ ихъ, изъ-за чего они спорятъ? сказалось, что мальчуганъ, сказавшій — ты не увидишь ее никогда, взялъ у другаго клтку, и не хотлъ отдавать ее. Санчо досталъ изъ кармана мелкую монету, подалъ ее мальчику за клтку, и передавая клтку Донъ-Кихоту, сказалъ ему: «ну вотъ вамъ и вс ваши дурные знаки уничтожены, и какъ я ни глупъ, а все же скажу, что теперь намъ столько же дло до нихъ, какъ до прошлогоднихъ тучь. Слыхалъ я, кажись, отъ священника нашей деревни, что истинный христіанинъ не долженъ обращать вниманія на такія глупости, да и ваша милость, кажется, говорили мн это недавно, и увряли, что только глупцы врятъ въ хорошіе и дурные знаки. Забудемъ же объ этомъ и пойдемъ въ деревню».