Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Сдлайте одолженіе успокойтесь и выслушайте меня хладнокровно, отвчалъ Донъ-Кихотъ. Нужно вамъ сказать, что Донъ-Кихотъ, лучшій мой другъ, который также дорогъ мн, какъ я самъ себ. По сдланному вами чрезвычайно точному и врному описанію этого рыцаря, я принужденъ врить, что вы побдили именно его, но съ другой стороны я вижу собственными глазами и осязаю, такъ сказать, собственными руками, полную невозможность того, что вы сказали, если только какой-нибудь врагъ его волшебникъ, — ихъ у него много, одинъ въ особенности преслдуетъ его, — не принялъ образа Донъ-Кихота съ намреніемъ заставить побдить себя, и тмъ поколебать славу врага его, стяжавшаго себ своими великими рыцарскими подвигами всемірную извстность. Чтобы окончательно убдить васъ въ этомъ, скажу вамъ, что враги его, волшебники, не боле двухъ дней тому назадъ, преобразили очаровательную Дульцинею Тобозскую въ грязную и отвратительную крестьянку; согласитесь, что они точно также могли преобразить и самого Донъ-Кихота! Если, однако, все это не въ силахъ убдить васъ въ истин сихъ словъ, то узнайте, что Донъ-Кихотъ, это я самъ, готовый съ оружіемъ въ рукахъ, верхомъ или пшій, или какъ вамъ будетъ угодно, подтвердить слова мои. Сказавъ это, онъ всталъ, гордо выпрямился, и взявшись за эфесъ меча ожидалъ отвта рыцаря лса.

Соперникъ его отвчалъ столь же спокойно: «хорошій плательщикъ не страшится срока уплаты, и тотъ, кто могъ побдить кого то, принявшаго вашъ образъ, можетъ надяться побдить и васъ самихъ. Но рыцарямъ неприлично сражаться во тьм и устроивать ночные поединки, подобно татямъ и разбойникамъ; поэтому обождемъ зари, и тогда сразимся съ такимъ условіемъ, что побжденный долженъ исполнить все, что прикажетъ ему побдитель, если только въ приказаніи этомъ не будетъ ничего противнаго чести рыцаря.»

— Согласенъ, вполн согласенъ, отвчалъ Донъ-Кихотъ. Въ ту же минуту рыцари отправились къ своимъ оруженосцамъ, которыхъ и нашли въ томъ положеніи, въ какомъ мы ихъ оставили. Разбудивъ ихъ, рыцари велли имъ держать коней на готов, и объявили, что на зар они готовятся вступить въ ужасный поединокъ. При этомъ извстіи Санчо съ перепугу затрясся всмъ тломъ. Посл того, что онъ слышалъ о храбрости рыцаря лса отъ его оруженосца, онъ сильно побаивался за Донъ-Кихота. Оруженосцы, не сказавъ ни слова, отправились выполнить данное имъ приказаніе. Дорогою оруженосецъ рыцаря лса сказалъ Санчо: «нужно теб, братъ, сказать, — въ Андалузіи есть такой обычай, что лица, находящіяся свидтелями при поединкахъ, не должны сидть сложа руки, когда другіе дерутся. Поэтому когда господа наши вступятъ въ бой, намъ тоже предстоятъ имть маленькое дло на ножахъ.»

— Таковскіе обычаи, быть можетъ, существуютъ между какими-нибудь хвастунишками, отвчалъ Санчо, но только не между настоящими оруженосцами странствующихъ рыцарей; по крайней мр господинъ мой никогда не говорилъ мн ни о чемъ подобномъ, а ужъ ему ли не знать обычаевъ странствующаго рыцарства. Во всякомъ случа, я то ужъ никакъ не намренъ слдовать такому дурацкому обычаю, драться салону, изъ-за того только, что господинъ мой дерется. Я лучше приму на себя вс тягости миролюбивыхъ оруженосцевъ, он не превзойдутъ двухъ фунтовъ церковнаго воска; это обойдется мн дешевле, чемъ корпія для перевязки моей башки, которую я считаю уже разломленной на двое. Къ тому же мн очень трудно сражаться безъ шпаги, которой у меня нтъ и никогда не было.

— Ну этой бд есть у меня чмъ помочь, возразилъ другой оруженосецъ. Есть у меня два одинаково длинныхъ холщевыхъ мшка; ты бери одинъ, а я возьму другой, и оба мы будемъ, значитъ, драться равнымъ оружіемъ.

— Изволь, братъ, на это я согласенъ, воскликнулъ Санчо. Этакое сраженіе, пожалуй, что запылитъ насъ, но ужъ ни въ какомъ случа не окровавитъ.

— Да, но вотъ видишь ли, для всу и для сопротивленія втру мы набьемъ ихъ одинаково плотно острыми камешками. И тогда мы буденъ фехтовать ими, какъ намъ будетъ угодно, остерегаясь только, чтобы не оцарапать себ кожи.

— Провалъ меня возьми! воскликнулъ Санчо, чтобы я сталъ набивать мшки такими нжностями, изъ-за того только, чтобы легче раскроить себ черепъ и переломать кости. — Дудки! не стану я драться, хотя бы ты набилъ твои мшки моткани шелку. Пусть себ господа наши дерутся, сколько имъ угодно, а мы станемъ лучше сть, пить, веселиться, потому что жизнь наша коротка, и нужно ею путно воспользоваться, а не самимъ пріискивать случая, какъ бы поскоре свихнуть себ шею.

— Все таки мы подеремся, по крайней мр съ полчаса, возразилъ оруженосецъ рыцаря лса.

— Нтъ, братъ, сказалъ Санчо, я не такое неблагодарное животное, чтобы сталъ драться съ человкомъ, который меня напоилъ и накормилъ. Да и съ какой стати драться намъ? что мы имемъ одинъ противъ другаго? Слава теб Господи, кажется ничего.

— Ну, за этинъ дло, пожалуй, не станетъ. Передъ битвой я готовъ влпить теб нсколько такихъ оплеухъ, которыя сшибутъ тебя съ ногъ. Этимъ я пожалуй разбужу твой гнвъ, хотя бы онъ спалъ, какъ сурокъ.