Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Что я думаю? думаю я, отвчалъ Санчо, что этотъ Мерлинъ и вс эти волшебники, очаровавшіе чуть не цлый полкъ разныхъ, виднныхъ тамъ вашей милостью, господъ, сами влзли въ вашу голову и сочинили въ ней всю эту тарабарщину, которую вы тутъ разсказывали и будете еще разсказывать намъ.

— Все это могло быть, отвчалъ Донъ-Кихотъ, но только ничего подобнаго не было, потому что все, что я говорилъ теб, я видлъ собственными глазами и осязалъ собственными руками. Но что скажешь ты, когда я сообщу теб теперь, что среди всгхъ этихъ безчисленныхъ чудесъ, показанныхъ мн Монтезиносомъ (я разскажу теб подробно про нихъ во время нашихъ странствованій, теперь же это было бы не совсмъ кстати), онъ показалъ мн еще трехъ мужичекъ, прыгавшихъ, какъ козы, на свжихъ, роскошныхъ лугахъ. Не усплъ я увидть ихъ, какъ въ одной изъ нихъ узналъ несравненную Дульцинею Тобозскую, а въ двухъ другихъ тхъ самыхъ крестьянокъ, которыя сопровождали ее въ извстное теб утро. Я спросилъ Монтезиноса, знаетъ ли онъ этихъ крестьянокъ? онъ отвчалъ мн, что не знаетъ, но полагаетъ, что это должно быть какія-нибудь знатныя, очарованныя дамы, появившіяся тамъ очень недавно. Онъ просилъ меня не удивляться этому новому явленію, потому что, по его словамъ, въ пещер было много другихъ дамъ прошедшихъ и ныншнихъ временъ, очарованныхъ подъ разными странными образами; между ними онъ назвалъ королеву Женіевру и дуэнью ея Квинтаньону, наливавшую нкогда вино Ланцелоту, по возвращеніи его въ Британію, какъ объ этомъ поется въ одномъ старомъ нашемъ романс.

Услышавъ это, Санчо началъ побаиваться, какъ бы ему самому не спятить съ ума, или не лопнуть отъ смху. Такъ какъ ему лучше, чмъ всякому другому вдома была тайна очарованія Дульцинеи, которую очаровалъ онъ самъ, поэтому онъ ясне чмъ когда-нибудь убдился теперь, что господинъ его положительно рехнулся. «Въ недобрый часъ, ваша милость», сказалъ онъ ему, «встртились вы съ этимъ Монтезиносомъ, потому что вернулись вы отъ него кажись не совсмъ того… Давно ли подавали вы намъ на каждомъ шагу умные совты и говорили умныя рчи, а теперь разсказываете такую небывальщину, что ужь я не знаю, право, что и подумать.»

— Санчо! я тебя давно и хорошо знаю, возразилъ Донъ-Кихотъ, поэтому не обращаю никакого вниманія на твои слова.

— Да, правду сказать, и я то не боле обращаю вниманія на ваши, отвтилъ Санчо, и хоть бейте, хоть убейте вы меня за это и за то, что я еще намренъ сказать вамъ, если вы будете разсказывать все такія же неподобія… но, оставимъ это, и пока мы еще въ мир, скажите на милость: какъ вы тамъ узнали эту Дульцинею?

— По платью, отвчалъ Донъ-Кихотъ; она была одта совершенно такъ же, какъ въ то утро, когда мы ее встртили съ тобой. Я попробовалъ было заговорить съ нею, но она, не отвчая ни слова, обернулась ко мн спиной и убжала такъ быстро, что ее не догнала бы, кажется, стрла, пущенная изъ лука. Я хотлъ было идти за нею, но Монтезиносъ остановилъ меня, сказавши, что преслдовать ее, значило бы терять попусту время, и что въ тому же приближался часъ, въ который мн слдовало покинуть пещеру. Онъ добавилъ, что, въ свое время, онъ извститъ меня о томъ, какъ и чмъ въ состояніи я буду разочаровать его, Белерму, Дюрандарта и всхъ остальныхъ лицъ, пребывающихъ очарованными въ этомъ подземель. Но, когда я говорилъ съ Монтезиносомъ о будущемъ разочарованіи его, одна изъ двухъ пріятельницъ грустной Дульцинеи незримо приблизилась ко мн, и со слезами на глазахъ, какимъ то взволнованнымъ, прерывистымъ шепотомъ сказала мн: «Дульцинея Тобозская цалуетъ ваши руки, проситъ васъ увдомить ее о вашемъ здоровь, и находясь въ настоящую минуту въ крайней нужд, просить васъ, Христа ради, положить на эту новенькую канифасовую юбку съ полдюжины реаловъ или сколько найдется у васъ въ карман«. Изъ всего, что я видлъ въ Монтезиносской пещер эта сцена сильне всего поразила и тронула меня. «Возможное ли дло», спросилъ я Монтезиноса, «чтобы очарованныя лица высокаго званія терпли нужду во время своего очарованія»?

— О, рыцарь Донъ-Кихотъ, отвчалъ Монтезиносъ; врьте мн, нужда чувствуется одинаково въ очарованныхъ и неочарованныхъ мірахъ. И если благородная дама Дульцинея Тобозская проситъ у васъ въ займы шесть реаловъ, подъ врный залогъ, то совтую вамъ исполнить ея просьбу, потому что вроятно она испытываетъ крайнюю нужду.