Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Право, ваша милость, мы сто имъ другъ друга, отвчалъ ему другой регидоръ; и священникъ пріятно поетъ, да и хоръ не дурно. Съ тмъ они и возвратились домой совсмъ охрипшіе, усталые и скучные; и разсказали они посл того другъ про дружку всмъ своимъ сосдямъ, друзьямъ и знакомымъ, какъ это удивительно каждый изъ нихъ реветъ по ослиному. Дошла эта молва и до сосднихъ деревень. И такъ-какъ чортъ заводитъ везд, гд можетъ, споры и дрязги, то и настроилъ онъ народъ сосдней деревни на то, что какъ только завидитъ онъ кого-нибудь изъ нашихъ, такъ и зареветъ сейчасъ по ослиному — и стала сосдняя деревня какъ будто насмхаться надъ нашею за то, что наши регидоры такъ славно ревутъ. Въ дло это, что хуже всего, вмшались деревенскіе мальчуганы, и теперь дошло до того, что на людей того села, въ которомъ приключилось это происшествіе съ осломъ, указываютъ пальцами везд, словно на чернаго между блыми. Много уже разъ народъ изъ нашего села, надъ которымъ смются, — я самъ, ваша милость, изъ этого села, — выходилъ съ полнымъ оружіемъ на битву съ насмшниками, такъ что ничто не могло унять ихъ, ни стыдъ, ни страхъ, ни король, ни суды. И завтра люди нашего села должны будутъ выйти на битву съ другимъ селомъ, которое находится отъ насъ миляхъ въ двухъ, и пуще всхъ другихъ надодаетъ намъ. Вотъ для своихъ то земляковъ, ваша милость, на завтра, я и везу вс эти пики и алебарды; и вотъ вамъ чудеса, которыя я собирался разсказать; если он вамъ не показались чудесами, такъ другихъ у меня, право, нтъ. Этими словами добрый человкъ закончилъ разсказъ свой, и почти въ ту же минуту у воротъ корчмы показался какой-то господинъ, покрытый замшей съ головы до ногъ. Все было замшевое на немъ: чулки, брюки, куртка.

— Хозяинъ, громко сказалъ онъ, есть мсто? Со мною моя ворожея обезьяна, и если угодно, могу сейчасъ представить вамъ освобожденіе Мелизандры.

— Добро пожаловать, воскликнулъ хозяинъ; мы, значитъ, весело проведемъ сегодня вечеръ, когда пожаловалъ къ намъ господинъ Петръ. Кстати, я забылъ сказать, что этотъ господинъ Петръ косилъ лвымъ глазомъ и что цлая половина лица его, пораженная какою то болзнію, была покрыта зеленымъ пластыремъ.

— Добро пожаловать, продолжалъ хозяинъ; но гд же твой театръ и обезьяна?

— Сейчасъ будутъ, отвчалъ Петръ; я опередилъ ихъ, чтобы узнать найдется ли мсто для нихъ?

— Для тебя, другъ мой, я бы отобралъ мсто у самого герцога Альбы, сказалъ хозяинъ, скорй подавай-ка сюда твой театръ; кстати у насъ теперь гости, они заплатятъ теб хорошо и за представленіе и за штуки твоей обезьяны.

— Тмъ лучше, сказалъ Петръ; для дорогихъ гостей я пожалуй и цну сбавлю: мн бы только вознаградить издержки, за большимъ я не гонюсь. Пойду, однако, потороплю своихъ; съ послднимъ словомъ онъ покинулъ корчму.

Донъ-Кихотъ сейчасъ же разспросилъ хозяина, что это за господинъ Петръ, что это за театръ и что за обезьяна?

— Это знаменитый хозяинъ театра маріонетокъ, отвчалъ хозяинъ, старый знакомый этихъ мстъ арагонскаго Ламанча, по которымъ онъ давно разъзжаетъ, показывая освобожденіе Мелисандры знаменитымъ донъ-Гаиферосомъ; любопытнйшее, я вамъ скажу, представленіе, такая прекрасная исторія, какихъ никогда не приводилось видть на нашей сторон. Кром того Петръ возитъ съ собою такую удивительную обезьяну, что врить нельзя. Если вы ее спросите о чемъ-нибудь, она внимательно выслушаетъ васъ, потомъ вскочитъ на плечо своего хозяина, нагнется въ его уху и отвчаетъ ему на ухо на вашъ вопросъ, а хозяинъ слушаетъ и повторяетъ за ней. Она лучше угадываетъ прошедшее, чмъ будущее, случается правда, что и совретъ, но почти всегда говоритъ правду, точно чортъ въ ней сидитъ. Плата ей два реала за отвтъ, если она…. то есть хозяинъ за нее отвтитъ то, что она скажетъ ему на ухо. Говорятъ, что онъ накопилъ себ, благодаря своей обезьян, порядочную деньгу. Петръ этотъ, я вамъ доложу, человкъ, какъ говорится въ Италіи — молодецъ, лихой товарищъ, и изъ всхъ людей на свт живетъ себ кажется въ наибольшее удовольствіе. Говоритъ онъ за шестерыхъ, пьетъ за двнадцатерыхъ и все это на счетъ своего языка, обезьяны и театра.

Тутъ подосплъ и самъ Петръ съ повозкой, на которой помщались его обезьяны и театръ. Знаменитая обезьяна его была большая, безхвостая, покрытая шерстью, похожей на войлокъ, но съ довольно добродушной физіономіей. Не усплъ увидть ее Донъ-Кихотъ, какъ уже спросилъ: «скажи мн ворожея, обезьяна, что станется съ нами и чмъ мы занимаемся? вотъ мои два реала за отвтъ». Онъ веллъ Санчо передать ихъ Петру.

Вмсто обезьяны отвтилъ Петръ: «благородный господинъ! обезьяна моя не предсказываетъ будущаго, но изъ прошлаго и настоящаго кое что знаетъ».

— Чортъ меня возьми, воскликнулъ Санчо, тоже дурака нашли, стану платить я за то, чтобы мн разсказали, что было со мной, да кто это знаетъ лучше меня самого; ни одного обола не дамъ я за это. Вотъ что касается настоящаго, это дло другое; на теб обезьяна два реала, скажи мн: что подлываетъ теперь супруга моя — Тереза Пансо?