Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Ты меня не понялъ, Санчо, возразилъ Донъ-Кихотъ; я хотлъ сказать теб, что у Петра, должно быть, заключена сдлка съ чортомъ; чортъ, вроятно, влзаетъ въ его обезьяну и даетъ отвты, за которые Петръ получаетъ деньги, съ условіемъ, что когда онъ разбогатетъ, то отдастъ въ благодарность чорту свою душу; ты хорошо знаешь, какъ этотъ вчный врагъ рода человческаго соблазняетъ и преслдуетъ душу нашу на каждомъ шагу; — это тмъ вроятне, что обезьяна ограничивается настоящимъ и прошедшимъ, не предсказывая будущаго, которое скрыто и отъ дьявола; онъ можетъ только догадываться о будущемъ, и то весьма рдко. Что будетъ? извстно одному Богу, ибо для него нтъ грядущаго, а все настоящее. И для меня, Санчо, совершенно ясно, что въ этой обезьян говоритъ чортъ; странно только, какъ молчитъ святое судилище и не схватитъ этого человка, чтобы узнать, помощію какой силы угадываетъ онъ, что было и что есть. Я убжденъ, что обезьяна эта не астрологъ; и что ни она, ни хозяинъ ея ничего не смыслятъ въ распознаваніи разсудочныхъ фигуръ, занятіе до того распространенное теперь въ Испаніи, что нтъ, кажется, подмастерья, лакея и горничной, которые не умли бы разпознать и установить какой-нибудь фигуры также легко, какъ поднять карту съ полу, компрометируя своимъ невжествомъ чудесныя истины этой науки. Я зналъ одну даму, спросившую у подобнаго знатока гороскопа, ощенится ли ея комнатная собачка, и если ощенится, сколько у нея будетъ щенковъ и какого цвта? Непризнанный астрологъ справился съ своимъ гороскопомъ и не задумавшись отвтилъ, что у собачки ея будетъ трое щенковъ: зеленый, красный и полосатый, если она затяжелетъ между одинадцатью и двнадцатью часами дна или ночи, въ понедльникъ или субботу. Дня черезъ два собака эта околла отъ разстройства желудка и кредитъ лжеастролога сильно поколебался, какъ это случается, впрочемъ, со всми подобными ему господами.

— Хотлъ бы я только, ваша милость, отвчалъ Санчо, чтобы вы спросили у Петра: правда ли то, что вы видли въ Монтезиноской пещер, мн это кажется, не во гнвъ вамъ будь сказано, гилью, которая, должно быть, привидлась вамъ во сн.

— Быть можетъ, сказалъ Донъ-Кихотъ; и я охотно послдую твоему совту, хотя и сомнваюсь, чтобы разсказы мои о Монтезиносской пещер были гилью.

Въ эту минуту Петръ пришелъ объявить Донъ-Кихоту, что все готово, и просилъ его удостоить своимъ присутствіемъ театральное представленіе, достойное вниманія рыцаря. Донъ-Кихотъ тутъ же попросилъ Петра узнать у обезьяны: «правда ли все виднное имъ въ Монтезиноской пещер«такъ какъ ему казалось, что здсь истина перемшана съ призраками.

Петръ, не сказавъ ни слова, отправился за обезьяной, и возвратясь помстился съ нею противъ Донъ-Кихота и Санчо.

— Слушай внимательно обезьяна — сказалъ онъ; господинъ рыцарь желаетъ узнать правда ли то, что видлъ онъ въ Монтезиносской пещер? — Сказавъ это, онъ подалъ обыкновенный знакъ, и обезьяна, вскочивъ къ нему на плечо, сдлала видъ будто шепчетъ ему что-то на ухо; выслушавъ ее Петръ отвчалъ:

— Обезьяна говоритъ, что все виднное вами въ Монтезиносской пещер на половину правда, на половину ложь; больше она ничего не знаетъ въ настоящую минуту, но если вамъ угодно будетъ спросить у нее еще что-нибудь объ этомъ, то въ будущую пятницу она отвтитъ вамъ на все. Теперь она потеряла свой даръ угадывать и отыщетъ его не раньше пятницы.

— Ну, не моя-ли правда, воскликнулъ Санчо, не говорилъ-ли я вашей милости, что я и на половину не врю вашимъ приключеніямъ въ этой пещер.

— Будущее покажетъ намъ это, отвчалъ Донъ-Кихотъ; всераскрывающее время ничего не оставляетъ въ тни, освщая даже то, что скрыто въ ндрахъ земли. Теперь же отправимся взглянуть на театръ; онъ долженъ быть интересенъ.

— Какъ не интересенъ, воскликнулъ Петръ, когда онъ заключаетъ шестьдесятъ тысячъ самыхъ интересныхъ штукъ. Увряю васъ, господинъ рыцарь, это самая интересная вещь въ мір и operibus credite, non verbis. Но только поспшимъ, потому что ужъ не рано, а намъ много еще предстоитъ сдлать, сказать и показать.

Донъ-Кихотъ и Санчо отправились вслдъ за Петромъ къ театру маріонетокъ, освщенному безконечнымъ числомъ маленькихъ восковыхъ свчей, придавшихъ ему блестящій и торжественный видъ. Пришедши на мсто, Петръ помстился сзади балагана, такъ какъ онъ самъ двигалъ маріонетками, а впереди сталъ мальчикъ, слуга его, объяснявшій зрителямъ тайны представленія. Въ рукахъ у него былъ маленькій жезлъ, которымъ онъ указывалъ на появлявшіяся на сцен фигуры; и когда вся публика собралась и стоя помстилась противъ театра, а Донъ-Кихотъ, Санчо, пажъ и двоюродный братъ услись на почетныхъ мстахъ, тогда открылось представленіе, о которомъ желающіе могутъ прочесть въ слдующей глав.

Глава XXVI