Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Съ этимъ радостнымъ отвтомъ восхищенный Санчо поскакалъ къ Донъ-Кихоту и передалъ ему слова герцогини, превознося до небесъ, хотя довольно грубо, ея изящество, любезность, красоту. Въ туже минуту Донъ-Кихотъ, пріосанясь на сдл и укрпившись на стременахъ, приподнялъ забрало и пришпоривъ Россинанта, поспшилъ поцаловать руки герцогин, пославшей, по уход Санчо, предупредить своего мужа о готовящемся ему визит. Герцогъ и герцогиня (имена ихъ остались неизвстны) начали длать приготовленія къ пріему славнаго рыцаря;— появленія его они ожидали съ нетерпніемъ, знакомые уже нсколько съ нимъ по первой части его исторіи. Они ршились принять его такъ, какъ должны были бы принимать странствующихъ рыцарей, по мннію Донъ-Кихота и по теоріи его книгъ, и во все время пребыванія рыцаря у нихъ въ замк положили строго соблюдать церемоніалъ, установленный для странствующихъ рыцарей, извстный имъ очень хорошо изъ множества прочитанныхъ ими рыцарскихъ книгъ.

Въ эту минуту показался Донъ-Кихотъ съ приподнятымъ забраломъ, и Санчо поспшилъ соскочить съ осла, чтобы поддержать рыцарю стремя. Но судьб угодно было, чтобы оруженосецъ, соскакивая съ осла, запутался въ веревкахъ, служившихъ ему стременами, и посл тщетныхъ усилій освободиться изъ нихъ, онъ полуповисъ на воздух, уткнувшись лицомъ въ землю. Ничего этого не видя и воображая, что Санчо стоитъ на своемъ мст, — Донъ-Кихотъ никогда не сходилъ съ коня, пока Санчо не появлялся поддержать ему стремя, — рыцарь приподнялъ ногу, готовясь поставить ее на землю, но потащивъ за собою дурно укрпленное сдло, онъ вмст съ нимъ свалился съ коня и очутился между ногами Россинанта, сгарая со стыда и проклиная своего оруженосца, силившагооя, въ свою очередь, освободиться изъ опутавшихъ его веревокъ.

Герцогъ поспшилъ послать слугъ своихъ на помощь рыцарю и его оруженосцу. Они помогли Донъ-Кихоту подняться на ноги, и немного измятый рыцарь, прихрамывая, подошелъ къ ихъ свтлости. Онъ хотлъ было, по существующему обычаю, преклонить передъ ними колна, но герцогъ ни за что не согласился на это, и самъ, сошедши съ коня, обнялъ Донъ-Кихота. «Очень жалю, благородный рыцарь печальнаго образа», сказалъ ему герцогъ, «что наше знакомство началось такъ неудачно, но отъ небрежности оруженосцевъ случаются иногда и худшія вещи».

— Все, что доставляетъ мн удовольствіе видть васъ, благородный герцогъ, сказалъ Донъ-Кихотъ, не можетъ быть непріятно для меня, и въ настоящую минуту, я не сожаллъ бы о своей неловкости, еслибъ даже она опрокинула меня въ глубину бездны; удовольствіе видть васъ помогло бы мн выбраться и оттуда. Оруженосецъ мой, да покараетъ его Господь, говоря правду, съ большимъ искусствомъ уметъ разнуздывать языкъ свой, чмъ взнуздать коня и укрпить сдло. Но стоя или лежа, верхомъ или пшкомъ, я, врьте мн, всегда готовъ служить вамъ и вашей прекрасной супруг, достойной герцогин красоты.

— Тамъ, гд царствуетъ донна Дульцинея Тобозская, отвчалъ герцогъ, подобныя похвалы кажутся нсколько преувеличены.

Санчо, успвшій уже выпутаться изъ веревокъ и подойти къ герцогу, предупредилъ отвтъ Донъ-Кихота: «нельзя отрицать чрезвычайной красоты донны Дульцинеи Тобозской», сказалъ онъ, «въ этомъ я готовъ присягнуть, но заяцъ выскакиваетъ въ ту минуту, когда меньше всего ожидаешь его, и слыхалъ я, будто то, что называютъ природой похоже на горшечника, лпящаго горшки. Тотъ, кто въ состояніи сдлать одинъ горшокъ, или одну прекрасную вазу, можетъ сдлать ихъ дв, три, сто наконецъ. Этимъ сравненіемъ я хочу уврить прекрасную герцогиню, что она ни въ чемъ не можетъ позавидовать донн Дульцине Тобозской».

Въ отвтъ на это Донъ-Кихотъ, обратясь къ герцогин сказалъ ей: «нужно предувдомить вашу свтлость, что не было еще на свт ни у одного странствующаго рыцаря такого болтуна и шута оруженосца, какъ у меня. И если вашей свтлости угодно будетъ оставить его у себя въ услуженіи на нсколько дней, то вы вполн убдитесь въ этомъ».

— Если Санчо такой шутникъ, какъ вы говорите, отвчала герцогиня, тмъ больше я уважаю его, какъ человка не глупаго. Острота, ловкая шутка, умнье въ пору найтись, на все это, какъ вамъ, вроятно, извстно, благородный рыцарь, неспособенъ грубый, тяжелый умъ; и если оруженосецъ вашъ острятъ и шутникъ, такъ это только право его на то, чтобы я видла въ немъ человка смышленнаго.

— И добавьте болтуна, сказалъ Донъ-Кихотъ.

— Тмъ лучше, вмшался герцогъ; много хорошаго трудно сказать въ немногихъ словахъ. Но, чтобы намъ самимъ не терять времени въ разговорахъ, добавилъ онъ, подемъ и пусть славный рыцарь печальнаго образа…

— Рыцарь львовъ, перебилъ Санчо, печальный образъ больше не существуетъ; его замнилъ левъ.