Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Донъ-Кихотъ недовольнымъ голосомъ прервалъ своего оруженосца: «Санчо, подумай, прилично-ли говорить здсь подобныя вещи?»

— О своихъ нуждахъ каждому прилично говорить везд, если это нужно, отвтилъ Санчо; я вспомнилъ о моемъ осл здсь, и говорю о немъ здсь, а еслибъ вспомнилъ въ конюшн, то сказалъ бы тамъ.

— Санчо совершенно правъ, замтилъ герцогъ, и возражать ему я нахожу ршительно невозможнымъ. Прошу его только не безпокоиться о своемъ осл, о немъ будутъ заботиться, какъ о самомъ Санчо.

Во время этого разговора, забавлявшаго всхъ, кром Донъ-Кихота, хозяева съ гостями сошли внизъ и попросили рыцаря въ великолпную залу, обитую штофомъ и парчей, гд шесть очаровательныхъ двушекъ, хорошо наученныхъ герцогомъ, что длать и какъ держать себя съ Донъ-Кихотомъ, принялись снимать съ него оружіе, какъ съ дйствительнаго странствующаго рыцаря.

Скинувъ оружіе и оставшись въ своемъ замшевомъ камзол и узкихъ штанахъ, блдный, худой, съ впалыми, какъ будто уходившими въ ротъ, щеками и выдающимися скулами, Донъ-Кихотъ представлялъ собою такую смшную фигуру, что еслибъ прислуживавшія ему красавицы не удерживали себя всми силами, какъ это имъ строго за строго приказано было, то он, кажется, умерли бы со смху. Камеристки просили его раздваться безъ церемоніи и позволить имъ надть на него рубаху, но рыцарь ни за что не согласился на это, говоря, что странствующимъ рыцарямъ приличіе столько же знакомо, какъ и храбрость. Онъ попросилъ передать рубаху Санчо и, запершись съ своимъ оруженосцемъ въ великолпной зад, въ которой стояла не мене великолпная кровать, докончилъ свой туалетъ.

— Неисправимый шутъ и дуракъ! сказалъ Донъ-Кихотъ Санчо, оставшись наедин съ нимъ, не стыдно теб было обидть такую почтенную дуэнью? И нашелъ ты время вспомнить о своемъ осл. Гд видлъ ты герцоговъ, которые забыли бы о твоемъ осл, принявши такъ ласково и радушно тебя самого. Ради Бога, исправься, Санчо. Не показывай на каждомъ шагу изъ какого грубаго матеріала ты созданъ. Подумай о томъ, что господина уважаютъ тмъ боле, чмъ почтенне слуги его, и что однимъ изъ лучшихъ преимуществъ высокихъ особъ должно признать то, что они могутъ имть у себя въ услуженіи такихъ достойныхъ людей, какъ он сами. И что, наконецъ, подумаютъ обо мн, видя какого я держу при себ оруженосца? Санчо, повторяю теб: бги этихъ опасностей, обходи эти подводные камни; пойми, что тотъ, кто не скажетъ ни одного слова просто, безъ разныхъ прибаутокъ и шуточекъ, становится, наконецъ, жалкимъ шутомъ и падаетъ при первомъ порядочномъ толчк. Не давай воли языку: и прежде, чмъ скажешь что-нибудь, обдумай и передумай каждое слово; не забывай, наконецъ, что мы попали въ такое мсто, откуда, при помощи Божіей и моего мужества, мы должны выхать съ богатствомъ, счастіемъ и славой.

Санчо далъ слово своему господину зашить себ ротъ или откусить языкъ, прежде чмъ сказать необдуманно и невпопадъ. «Не безпокойтесь теперь обо мн«, сказалъ онъ Донъ-Кихоту, «и врьте, языкъ мой никогда не выдастъ насъ».

Донъ-Кихотъ между тмъ одлся, опоясалъ себя мечомъ, накинулъ на плечи багряную епанчу, надлъ на голову шапочку, поднесенную ему камеристками герцога, и въ такомъ костюм вошелъ въ парадную залу, гд его ожидали выстроенныя съ двухъ сторонъ — по ровну съ той и другой — знакомыя ему красавицы, съ флаконами ароматной воды, которую он вылили рыцарю, съ поклонами и разными церемоніями, на руки. Вскор посл того въ залу вошли двнадцать пажей, и шедшій впереди ихъ метръ-д'отель пригласилъ Донъ-Кихота пожаловать въ столовую. окруженный этой блестящей свитой, рыцарь отправился въ столовую, гд ожидалъ его великолпно убранный столъ съ четырьмя кувертами.

У дверей залы рыцаря встртили герцогъ и герцогиня вмст съ какой-то важной и строгой духовной особой изъ тхъ, которые управляютъ замками знатныхъ богачей; изъ тхъ, которые, происходя не изъ знати, не могутъ, конечно, учить знать, какъ ей держать себя съ достоинствомъ, соотвтственнымъ ея званію; изъ тхъ, которые величіе великихъ измряютъ своимъ маленькимъ умомъ; изъ тхъ, наконецъ, которые, властвуя надъ умами знатныхъ и богатыхъ людей и желая научить ихъ быть щедрыми, длаютъ изъ нихъ тщеславныхъ скрягъ. Къ этому-то разряду людей принадлежала духовная особа, вышедшая вмст съ хозяевами замка встртить Донъ-Кихота. Гость и хозяева обмнялись тысячью взаимныхъ любезностей, посл чего Донъ-Кихоту предложили занять почетное мсто на верхнемъ конц стола; рыцарь долго не соглашался на это, но принужденъ былъ уступить, наконецъ, настойчивымъ убжденіяхъ хозяевъ. Духовная особа помстилась противъ рыцаря, а герцогъ и герцогиня по сторонамъ его. Санчо глазамъ не врилъ, видя съ какимъ почетомъ принимаютъ его господина герцогъ и герцогиня, и когда начались церемоніи упрашиванія Донъ-Кихота занять за столомъ почетное мсто, онъ не выдержалъ и сказалъ: «если ваша свтлость позволите мн открыть ротъ, я разскажу вамъ одну случившуюся въ нашей деревн исторію, по поводу мстъ за столомъ».