Дорога моей земли

…На подступах к Выборгу
стоном стонали леса.
И мы под гудение снежной метели
за час до атаки
давали друзьям адреса:
убьют, напиши, мол,
что умер не дома в постели…

Лежим мы в окопе.

И я обращаюсь: — Семен,
жена родила мне, как пишет, чудесного сына.
Какое бы имя мне выбрать из сотен имен:
Владимир… Евгений?.. —
А он машинально:
— Галина!

И смотрит вперед.

И берет заскорузлой рукой
готовую к подвигу
в жесткой рубашке гранату.
Вдруг синий орешник
напомнил осокорь донской,
а домик в сугробах
напомнил полтавскую хату.

И тут Вдовиченко поднялся

над громом долин,
в начале бессмертья
винтовку держа наготове,
как давних времен Запорожья
герой-исполин,
украинец родом,
но русский по духу и крови.

И мы незаметно пошли

по следам смельчака.
И как мы ворвались во вражьи траншеи, —
не знаю…
Мне помнится вечер:
Суоми. Снега. Облака.
Луна над высоткой зияла,
как рана сквозная.

И в эти минуты,

пожалуй, прикинуть не грех,
что воины ищут в боях
настоящую драку,
что слово «бессмертье»
придумано только для тех,
кто с места сорвется
и первым откроет атаку.

1940 г.

Домик

Вспоминаю: у опушки леса —
станция,
снегов голубизна,
Левашово,
улица Жореса,
палисадник,
домик в два окна.

Маленький.

Под ношей снегопада
он живет спокойствием скупым —
в двадцати верстах от Ленинграда,
в тридцати — от финского снаряда,
в двух верстах от штаба.
Мы не спим.
На стене висит страна Суоми…
Пехотинцы дремлют на соломе…

Гул бомбардировщиков несносен:

он колеблет кроны снежных сосен
и сбивает с толку тишину.

Улицей Жореса батальоны

двинулись на север.
На войну.

В стуже каменной пути большого

на ветру граненый штык свистел.
Мрело небо.
Домик в Левашово
в декабре.
В рассвет.
Осиротел.

По ночам он только слушал вьюгу,

и внимал ветрам пороховым,
и стоял
резным фронтоном к югу,
к северу —
окошком слуховым.

Кто бы знал, что домик на опушке

не гасил в тревожный час огня
и глазами матери-старушки
провожал в сражение меня!

Шла война.

Озера стыли прорвами.
Глухо бил по Виппури снаряд.
С каждым шагом,
с каждым дотом взорванным
больше света шло на Ленинград.

…Воздух марта плотный, как железо.

Мы — в пути.
Окончена война.
Левашово. Улица Жореса.
Станция. Снегов голубизна.

Никогда ничем не затуманится

и навеки в памяти останется
невысокий домик в два окна!

1940 г.

«Стояли мы ночью на станции Дно…»

* * *