Двор чудес

Золотой Люксембургский сад.
Золотой, золотой листопад,
Силлабически листья шуршат…

Мы идем, и по нашему следу,
Удлиняясь, тени идут
И таинственную беседу
Шепотком золотистым ведут:
– Я устала по саду метаться,
Я устала на части ломаться,
Становиться длинней и короче…
– Не хочу я с тобой расставаться!
Не расстанусь с тобой никогда!
За твои ненаглядные очи,
Все мои непроглядные ночи…
Отвечай, ты согласна? Да? —
Шелестит чуть слышно ответ:
– Я с тобой не согласна. Нет!
У теней нет очей и ночей,
Тень как воздух, как дым, как ручей —
Тень отчаянья, тень свечей…
Я устала быть тенью ничьей.
Ах, устала, устала я очень,
Этот мир так порочно-непрочен!..
Золотой, золотой листопад,
Силлабически листья шуршат…

Бьют часы с расстановкою – семь.
Потемнело. Пусто совсем.

– До свиданья. Пора мне домой.
В светлый дом, где пылают печки,
Где томительно-звонкий покой
Перемешан с гитарной тоской,
Ну совсем как – подать рукой —
На цыганской, на Черной речке.

1957

««Человек человеку бревно»…»

«Человек человеку бревно».
Это Ремизов где-то давно
Написал.
             И как правильно это.
Равнодушье сживает со света
Одиноких и плачущих.
                                    Но
Для бродяги, глупца и поэта,
У которых мозги набекрень,
Одиночество – чушь, дребедень,
Трын-трава.
             Им участье смешно,
Им не надо привета-ответа.

Вот окончился каторжный день,
Полный муки и разного вздора.
Не оставив и воспоминаний
По себе.
             Серебристые лани,
Запряженные в лунные сани,
Под окном.
             Только где же окно?
Где окно и оконная штора?
Где же дверь?
             Так темно и черно,
Так черно, что не видно ни зги.
– Зазвени, зга! Сиянье зажги!
Озари эту темь-черноту,

Искрометно звеня на лету,
Молньеносно метнись в высоту
И обрушься пожаром на дом,
Огнедышащим дымным столбом,
Красным ужасом, черным стыдом
Справедливейшего приговора!

…Так погибли когда-то Содом
             И Гоморра.

1960

«Скользит слеза из-под усталых век…»

Скользит слеза из-под усталых век,
Звенят монеты на церковном блюде…

О чем бы ни молился человек,
Он непременно молится о чуде:
Чтоб дважды два вдруг оказалось пять,
И розами вдруг расцвела солома,
И чтоб к себе домой прийти опять,
Хотя и нет ни у себя, ни дома.

Чтоб из-под холмика с могильною травой
Ты вышел вдруг веселый и живой.

«Верной дружбе глубокий поклон…»

Георгию Адамовичу