Фауст

Вагнер Люблю прогулку, доктор, с вами,

В ней честь и выгода моя;

Но враг я грубого — и не решился б я Один здесь оставаться с мужиками.

Их кегли, скрипки, крик и хоровод Переношу я с сильным отвращеньем:

Как бесом одержим, кривляется народ, —

И это он зовет весельем, пляской, пеньем! Крестьяне (танцуя под липой; пляска и пение)

Пустился в пляску пастушок;

На нем и ленты, и венок,

И куртка красовалась.

Народ под липами кишел,

И танец бешеный кипел,

И скрипка заливалась.

В толпу немедля он влетел И локтем девушку задел Для первого начала.

Но бойко девушка глядит:

«Как это глупо, говорит,

Потише б не мешало!»

Но он, обвив ее рукой,

Пустился с нею в пляс лихой — Лишь юбки развевались.

Ее он поднял на локте,

Им стало жарко в тесноте,

И оба задыхались.

«Пусти, меня не проведешь!

Я знаю: ласки ваши — ложь.

И клятвы ваши зыбки!»

Но он, обняв ее, влечет,

А там, вдали, шумит народ И льются звуки скрипки.

Старый крестьянин

Прекрасно с вашей стороны,

Что вы пришли в веселый час!

Вы так учены и умны,

А не забыли и о нас.

Вас кружкой лучшего питья Народ признательный дарит,

И громко здесь желаю я:

Пусть грудь она вам освежит,

И сколько капель чистых в ней — Дай Бог вам столько светлых дней.

Фауст

Я за здоровье ваше пью,

А за привет — благодарю.

Народ собирается вокруг.

Старик

Да, мысль благая — посетить Народ теперь, в веселый час;

Но вам случалось приходить И в дни беды, трудясь для нас. Немало здесь стоит таких,

Которых ваш отец лечил:

От верной смерти спас он их И нам заразу потушил.

Тогда ты, юноша, за ним Везде ходил среди больных,

Отважен, чист и невредим,

Меж трупов, гноем залитых, —

И жив остался покровитель:

Хранил спасителя Спаситель.

Народ

Ученый муж, ты многих спас;

Живи ж сто лет, спасая нас!

Фауст

Склонитесь лучше перед тем,

Кто учит всех и благ ко всем.

(Идет с Вагнером дальше.)

Вагнер

Что должен был ты, муж великий, ощутить, Услышав эту речь и эти восклицанья!

О, счастлив, кто дары свои и знанья С такою пользой мог употребить!

Приход твой мигом изменил картину:

Отец тебя показывает сыну,

Бегут, спешат, теснятся все вокруг;

Замолк скрипач, затихла пляска вдруг; Проходишь ты — они стоят рядами,

И шапки вверх летят все тут!

Еще момент — и ниц они падут,

Как пред священными дарами.

Фауст

Пойдем туда: на камне том Присядем мы и отдохнем немного.

Не раз я здесь сидел, томя себя постом, Молясь и призывая Бога.

С надеждой, с верою в Творца,

В слезах, стеня, ломая руки,

Для язвы злой, для страшной муки Просил я скорого конца.

Слова толпы звучат насмешкой злою В ушах моих, и знаю я один,

Как мало мы, отец и сын,

Гордиться можем этой похвалою.

Отец мой, темный труженик, в тиши Над тайнами природы тщетно бился;

В ее круги святые он стремился Проникнуть всеми силами души — По-своему, но честно. Меж адептов Сидел он в черной кухне взаперти И силился бальзам целительный найти, Мешая разных множество рецептов. Являлся красный лев — и был он женихом, И в теплой жидкости они его венчали С прекрасной лилией, и грели их огнем,

И из сосуда их в сосуд перемещали.

И вслед — блиставшую лучами всех цветов Царицу юную в стекле мы получали: Целительный напиток был готов.

И стали мы лечить. Удвоились мученья: Больные гибли все без исключенья,

А выздоравливал ли кто,

Спросить не думали про то.

Вот наши подвиги леченья!

Средь этих гор губили мы Страшней губительной чумы!

Я сам дал тысячам отраву:

Их нет — а я живу... И вот В моем лице воздал народ Своим убийцам — честь и славу!

Вагнер

Ну стоит ли об этом вам тужить!

Довольно, если правильно и честно Сумели вы все к делу приложить,

Что от других вам сделалось известно.

Как юноша, трудам отца почет Воздали вы — он был доволен вами;

Потом науку двинули вы сами,

А сын ваш снова далее пойдет!

Фауст

О, счастлив тот, кому дана отрада — Надежда выбраться из непроглядной тьмы! Что нужно нам, того не знаем мы,

Что ж знаем мы, того для нас не надо.

Но перестань: не будем отравлять Прекрасный этот час печальными речами. Взгляни: уж солнце стало озарять Сады и хижины прощальными лучами.

Оно заходит там, скрываяся вдали,

И пробуждает жизнь иного края...

О, дайте крылья мне, чтоб улететь с земли И мчаться вслед за ним, в пути не уставая! И я увидел бы в сиянии лучей У ног моих весь мир: и спящие долины,

И блеском золотым горящие вершины,

И реку в золоте, и в серебре ручей.

Ущелья диких гор с высокими хребтами Стеснить бы не могли стремления души: Предстали бы моря, заснувшие в тиши, Пред изумленными очами.

Вот солнце скрылось, но в душе больной Растет опять могучее желанье Лететь за ним и пить его сиянье,

Ночь видеть позади и день передо мной,

И небо в вышине, и волны под ногами. Прекрасная мечта! Но день уже погас.

Увы, лишь дух парит, от тела отрешась, — Нельзя нам воспарить телесными крылами! Но подавить нельзя подчас В душе врожденное стремленье, Стремленье ввысь, когда до нас Вдруг долетает жаворонка пенье

Из необъятной синевы небес,

Когда, внизу оставя дол и лес,

Орел парит свободно над горами Иль высоко под облаками К далекой родине своей Несется стая журавлей.

Вагнер

Хандрил и я частенько, без сомненья,