Я человек эпохи Миннезанга: Стихотворения

Будут внукам завещаны наши дома
вместе с бюстами наших ученых,
и карнизов кирпичных слепая кайма,
и автобусов наших тоска-кутерьма,
и простор санузлов совмещенных.

Будут правнукам вверены те города,

где Утесов нес музыку в массы,
где так вяло порою сочилась вода
и, как лес, зеленели сберкассы.

Что им скажет вот этот (ученый монах?),

сей первопечатник московский?
И еще в нарочито широких штанах
беспардонный поэт Маяковский?

Что им скажет Казанки сушайший песок

вкупе с Курского Черною Грязью,
и поэзия мемориальных досок,
присягающая безобразью
тех писателей или ученых коллег,
тех конструкторов разных воздушных телег,
геликоптеров и вертолетов,
что в Эдем вознеслись, отработав?

Не довольно ли этой пустой болтовни?

Утомленье. Томленье. Опала.
Мне не хочется верить, что меркнут огни,
если сила себя исчерпала.

Вот XVII век и его терема.

Поколения меркнущий разум.
Будут внукам завещаны наши дома
вместе с форточкой и унитазом.

Будут правнукам вверены наши дома.

Словом – ныне и присно, вовеки
будет осень – не осень, зима – не зима:
громоздить свои льдистые ЖЭКи!

Припадет этот Мир Без Особых Примет

и к твоим деликатным ланитам, –
вечность скуки, которой названия нет,
до скончанья и ад инфинитум!

«Мне часто снится книжный магазин…»

Мне часто снится книжный магазин,
тугих обложек пестрые обновы,
и на стеллажах – Стерн и Карамзин,
и даже мемуары Казановы –

…На улице какой-то боковой,

вдали от шума, похоти и страсти,
в какой-то ну совсем не деловой,
полузабытой гражданами части.

Мне кажется, я в нем уже бывал,

а если нет, то как могло случиться,
что я запомнил ласковый овал
лица светловолосой продавщицы?

Витрины там как тусклая слюда,

а книги хороши невыразимо,
и я хочу туда, но вот беда! –
на свете нет такого магазина.

Не целовал я этих серых глаз,

и к туфелькам не ластился осотом;
я полз, как одичалый верхолаз,
по разным геральдическим высотам.

Качались клювы в темном серебре,

и облако над башнями качалось,
и расточалась  ночь – и на заре
привычная история кончалась:

на миг – приостанавливался миг,

и съеживался сребротканный полог,
и тысячи – уже ненужных – книг
летели в печку со скрипучих полок.

ВРЕМЕНА