Избранное

Для многих изнурителен поход
донельзя: латы, пики, снаряженье.
Порой плюмаж коснется лба в томленье,
но не любовь в сердцах — ожесточенье;
а он несет — как женщину, — несет,
любуясь, знамя, словно на параде.
Тяжелый шелк то полыхает сзади,
то ластится, к его руке склонен.

Закрыв глаза, улыбку видит он,

сокровище свое оберегая;

когда враги обступят, наседая,

и к знамени прорвется вражья стая,

он знамя не отдаст на поруганье:

от древка оторвет, бросаясь в бой,
и спрячет на груди под одеянье.

Потом все в голос скажут: он герой.

Последний граф Бредероде спасается от турецкого плена

За ним гнались; и гибель, как ловец,
шла по пятам, но он вперед
бежал, растерянный, и знал: конец.
И что ему теперь был древний род,

теперь, когда он сам искал спасенья,

как от охотника зверек, пока
река не заблестела. Смельчака
над неизбежным подняло решенье,

о крови княжеской напоминая.

Улыбки женщин всплыли чередой,
как прежде, сладострастно оживая

в его лице. И на обрыв крутой

он вскачь коня направил: и, сияя,
влетел в поток, как в замок родовой.

Куртизанка

Ах, волосы — как золотой прибой
в лучах Венеции — венец мечты
алхимика; и видишь ты,
как брови, словно легкие мосты,

повисли над опасностью немой

глаз, сопряженных через тайный ход
с каналами, — и море в них встает
и падает, изменчивое. Тот,

кто на меня случайно бросил взгляд,

к моей собаке завистью пылает,
когда на ней лежит моя рука, —
небрежна, загорела и легка, —
и родовитых юношей сражают
мои смертельные уста, как яд.

Лестница оранжереи

Версаль

Как венценосец без определенных

причин и целей шествует порой,
не замечая с двух сторон склоненных,
сопровождаем мантией одной, —

так поднимается самодержавно

между склоняющихся балюстрад
и лестница — медлительно и плавно —
на небо, под незримый звездопад,

как если бы последовал запрет

за нею следовать, — и, цепенея
поодаль, все глазеют ей вослед,
тяжеловесный шлейф нести не смея.

Перевозка мраморной cтатуи

Париж

Распределилось на семь лошадей

то, перед чем склонялись суеверно:
и в мрамор скрытое высокомерно
по давности и сущности своей
вдруг стало явным. Так смотри же — вот,
не тайно, не под псевдоименами,
нет, как герой свое стремленье в драме
то зримо обнаружит, то прервет:

сквозь плотность дня она, ища простор,

с медлительностью движется державной,
как будто снова триумфатор славный

грядет и пленных гонит пред собой,

тяжелых тяжестью его слепой.
И за затором следует затор.

Будда