— Да, мой друг, не страх изгнал меня из столицы. Я летела в Люксембург не для того, чтобы скрыться. О, как я хотела посвятить вам свою жизнь! Но нет, раз мне не суждено пожертвовать всем ради вас, я займу прежнее положение в свете, я снова стану богатой и уважаемой. Я возвращаюсь в Париж. Не беспокойтесь о моей судьбе, женщина умная и привлекательная, не следует удивляться, всегда сумеет улестить справедливо рассерженного мужа. Для достижения успеха в этом щекотливом деле я могу воспользоваться двумя путями, самый легкий из которых меня, однако, не устраивает. Как многие другие, я могла бы сгладить самую оскорбительную для самолюбия мужа сторону приключения, наивно сознаться ему в остальном и, воспользовавшись властью, которую красота еще имеет над оскорбленным, попросить прощения, в котором он мне не откажет... Но это средство крайнее. Оно приносит временный успех, но представляет угрозу для будущего. Ради спокойствия самого маркиза, я не хочу, чтобы он когда бы то ни было воспользовался моими же собственными признаниями; я не хочу, чтобы он вечно преследовал меня своей ревностью, чтобы он подозревал, будто я вела десять интриг, когда у меня была лишь одна-единственная страсть, не хочу, чтобы он хотя бы усомнился в законности происхождения единственного ребенка, которого я ему подарила. И потом, зачем смиренно просить прощенья, если я могу вырвать его с гордо поднятой головой? Нет-нет, я предпочитаю воспользоваться тем влиянием, которое сильные характером и умные люди всегда оказывают на людей слабых и недалеких. Не я первая буду вынуждена лгать, высокомерно отрицая доказанную неверность. Надеюсь, мне будет не так уж трудно заставить маркиза поверить, что шевалье де Фоблас всегда был для меня лишь дочерью господина дю Портая. Если мне не удастся вполне убедить маркиза, я, по крайней мере, постараюсь смутить его и оставить в сомнении.
Я отлично знаю, наше злобное общество далеко от того, чтобы закрывать глаза на серьезные проступки, напротив, оно всегда готово усмотреть зло даже там, где его нет, и не поддается обману так, как легковерные мужья. Я знаю, меня ждет унизительная слава героини громкого любовного приключения. Щеголи и остряки будут высмеивать меня на каждом шагу, кающиеся старухи станут рвать меня на части, свет встретит меня нарочито громким перешептываньем, косыми взглядами, саркастическими намеками, двусмысленными шутками. Мне придется сносить дерзкие мины молодых глупцов, холодность бессердечных жеманниц, общее презренье так называемых честных женщин, фамильярность красоток, пользующихся самой дурной репутацией. Если я найду в себе мужество показываться на спектаклях и прогулках, меня будет окружать толпа. Рой молодых повес, беспрестанно жужжа вокруг меня, станет шептать: «Вот она, это она!» О Фоблас, многие женщины по доброй воле выбрали для себя эту роль, я исполню ее по необходимости. Когда-нибудь я, при моей смелости в манерах и свободе в речах, научусь стоически сносить мой позор, постепенно привыкну подавлять стыд беззастенчивостью и на порицание отвечать дерзостью.
Вот к какому жестокому унижению приведет меня страсть, пусть преступная, но во многих отношениях простительная. Ах, если правда, что женщина, желающая быть счастливой, должна строго исполнять свой долг, зачем на нас налагают такие суровые и трудные обязательства? Молодая девушка, еще не сознающая саму себя, в пятнадцать лет попадает в объятья незнакомого ей человека. Родители*
14 говорят ей: «Рождение, положение и золото — счастье, и ты несомненно будешь счастлива, ибо, не теряя дворянского достоинства, сделаешься богаче прежнего; твой муж не может не быть достойным человеком, поскольку он знатен». Молодая жена вскоре перестает обманываться: там, где она ожидала найти привлекательные дарованья и блестящие качества, она видит лишь смешные недостатки и пороки. Окружающая роскошь, пышные титулы недолго развлекают и утешают ее. И вот ее глаза находят, ее сердце замечает привлекательного юношу, который действительно нужен ей для счастья. Тогда, если муж еще желает иногда пользоваться правами брака, если он подвергает ее необходимости, несмотря на отвращение, подчиняться и удовлетворять его потребности, даже в объятиях супруга лаская образ возлюбленного, она будет стонать при мысли, что ей приходится продавать осквернителю то, чего заслуживает другой, способный оценить ее по-настоящему. Если же законный господин сначала пренебрегает ею, а потом совершенно покидает молодую жену, ей приходится либо вечно сносить суровое и преждевременное целомудрие, либо отдаться гибельным наслаждениям в желанном союзе.