— Он прав! А я-то хорош, стараюсь, расписываю то, что он знает лучше меня. Ведь он видел очаровательную де Линьоль и прелестную Софи, а может, и других, о которых никогда не говорил. И все же, шевалье, вы сможете насладиться новым удовольствием — удовольствием наблюдателя; интересно, какие ощущения вызовет у вас честно выданная замуж Аньеса, которая только что утратила невинность и испытывает небольшие тайные страдания и прелестное замешательство, однако не по вашей милости.
— Это, мой милый Розамбер, идея откровенного распутника!
— Не будьте ребенком, не отказывайтесь. Ведь я тоже выиграю: я буду опьянен счастьем сильнее того, кто придет мне завидовать... завидовать напрасно... Я знаю все неудобства брака, знаю самое неизбежное из них, в особенности для человека, имеющего честь быть близким другом шевалье де Фобласа. Но на этот раз, господин победитель, не поздравляйте себя заранее с новой победой. Я надеюсь (и бесстрашно в этом признаюсь), я надеюсь, что всеобщее братство обманутых мужей не возрастет за счет моей особы.
— Опять исключение! Неужели это Розамбер накануне свадьбы говорит на языке супругов? Неужели он уже забыл, сколько раз слепота и упорство этих господ давали повод для самых непристойных шуток? Все хором соглашаются, что нет такого мужа, который не был бы обманут, и при этом каждый уверяет, что является исключением. И вы туда же, Розамбер, и вы туда же!
— Фоблас, выслушайте меня и скажите, не имею ли я некоторых оснований ожидать более счастливой участи. Нельзя не отомстить старому холостяку, пресыщенному удовольствиями, утомленному прежними любовными похождениями, смотрящему с отвращением и на свет, которому он докучает, и на женщин, которые его бросают; старому холостяку, просвещенному опытом прежних лет; старому гуляке, осмеливающемуся, несмотря ни на что, пойти наперекор веку нынешнему и будущему. Если он женится на молоденькой женщине, он всем нам в таком случае бросает наглый вызов. Все молодые и неженатые люди должны поступить с ним так, как он поступал с другими, они обязаны отомстить. Все холостяки должны встать как один и покарать хвастуна. Но я молод, обласкан светом, женщины ко мне благосклонны, и я ни в чем не откажу моей жене, а потому...
— Довольно, Розамбер, не договаривайте, умоляю вас, вы поражаете меня! Вероятно, в браке кроются особые чары, раз он смог затуманить даже ваш светлый ум! Я вас не узнаю; право, если бы не мои печали, я посмеялся бы над вами!
— Правда? Мне придется поостеречься: вы меня пугаете. Ну что же, решено, я как человек светский заранее смиряюсь и подчиняюсь судьбе. Даю вам слово: что бы ни случилось, я останусь самим собой. Да, если у моей молодой жены появится какая-нибудь сердечная склонность, ей придется необычайно неловко вести себя, чтобы я что-нибудь заметил, уверяю вас. Кажется, мужчина не в состоянии лучше загладить свои былые проступки. Лучше начать невозможно! Предоставляю вам полную свободу.
— Мне, Розамбер? Ах, желаю, чтобы все на свете уважали ваши счастливые узы так же глубоко, как Фоблас. Ведь я только повторял ваши же изречения. Я никогда не думал и не говорил ничего подобного. Я никогда не соблазнял, скорее, сбивали с пути меня. Маркиза была моей первой привязанностью, Софи есть и будет моей единственной страстью, госпожа де Линьоль станет моей последней любовью.
— Да услышит и хранит вас Бог!
У Розамбера дома было какое-то дело, мы вместе проехали к нему и просидели в его комнате целых два часа. Для меня это время промелькнуло незаметно, потому что граф не мешал мне говорить о моей Элеоноре. Наконец я вернулся домой. Когда я входил к отцу, госпожа де Фонроз столкнулась со мною в дверях; барон, казалось, был очень взволнован, я заметил, что побледневшая баронесса дрожит.
— Что ж, — воскликнула она с плохо скрытой досадой, — мы постараемся, чтобы эта потеря не слишком огорчила вас... Вот и вы, прелестная девица, проводите меня до кареты. Шевалье, если вы вскоре увидите вашу жестокую маркизу, скажите ей, что я погублю ее, хотя бы мне пришлось погибнуть вместе с ней.
Я переоделся, мы сели за стол; но ни у господина де Белькура, ни у меня вовсе не было аппетита.
— Отец, вы ничего не едите!
— Сын мой, я болен от беспокойства и печали. Но вы также ни к чему не прикоснулись.
— У меня опять мигрень.
— Мигрень! Советую вам забыть о ней. На этот раз она не поможет... Сын мой, прочтите внимательно строки письма, которое я получил вчера по городской почте49
.Мы считаем нелишним предупредить вас, что мадемуазель де Брюмон провела прошедшую ночь у графини де Линьоль и что в дом графа ее вновь отвезла баронесса де Фонроз.
— Но это же анонимное письмо, отец.