Любовные похождения шевалье де Фобласа

Я прощался с ними, я просил их употребить все усилия, чтобы найти мою дорогую Дорлиску. Потом мы переодели мою жену — она сменила женский костюм на мужское платье, — мы тоже перерядились и употребили все средства, чтобы изменить нашу наружность. Так, в крестьянском платье, вооруженные саблями и пистолетами, взяв с собою довольно большую сумму денег, несколько драгоценностей и все бриллианты Лодоиски, мы простились с Мичиславом и поспешили в лес.

Пулавский сказал, что намерен бежать в Турцию, там он надеялся получить место в армии султана, который вот уже два года вел безуспешную войну с Россией107. Лодоиска, казалось, нисколько не боялась предстоявшего нам долгого путешествия. Ее нельзя было узнать, она взялась ходить на разведку и добывать нам пропитание. Едва рассветало, мы уходили в глубь леса и, спрятавшись между деревьями и кустами, ожидали наступления ночи — в темноте мы снова двигались вперед. Таким образом мы скрывались от неприятельских разъездов.

Как-то вечером, когда Лодоиска, по-прежнему одетая крестьянином, возвращалась из соседней деревни, на опушке леса она наткнулась на двух мародеров, которые отняли ее мешок и собирались сорвать платье. Услышав крик, мы поспешили на помощь; грабители ускакали, едва завидев нас, но мы побоялись, что они расскажут о своем странном приключении и возбудят подозрения, а потому решили изменить маршрут. Чтобы никто не знал, куда мы направились, мы задумали не прямо двигаться к границам Турции, а сделать большой крюк: пройти через Полесье и Крым и уже оттуда пробраться в Константинополь.

После утомительных переходов мы очутились в Полесье. Расставаясь с родиной, Пулавский плакал. «Видит Бог, — воскликнул он печально, — я сделал для отчизны все, что мог, и покидаю только для того, чтобы снова служить ей!»

Силы Лодоиски были на исходе. Мы решились остановиться в Новгороде, чтобы несколько дней отдохнуть, но благодаря осторожным расспросам узнали, что русские отряды разъезжают повсюду, отыскивая Пулавского, приказавшего похитить короля Польши. Испугавшись, мы провели в этом городе всего несколько часов, но успели купить лошадей. Переправившись через Десну выше Чернигова и следуя по берегу Сулы, мы услышали, что Пулавского узнали в Новгороде, чуть было не нагнали в Нежине и пустили за ним погоню. Нам снова пришлось свернуть с намеченного пути. Мы погрузились в бесконечные леса, покрывающие все пространство между Сулой и Сеймом.

Однажды мы увидели пещеру, в которой решили остановиться. Из нее вышла медведица и преградила вход в этот ужасный и уединенный приют; мы убили ее, пощадив медвежат, но, к несчастью, Пулавский был ранен, Лодоиска еле держалась на ногах, и вдобавок ко всему начались сильные холода. Что ожидало нас? В населенных местностях нас преследовали люди, а в лесной глуши — звери. У нас не было никакого оружия, кроме шпаг, и мы знали только одно: вскоре нам придется питаться мясом наших лошадей. Моей жене и тестю грозила смерть, и все прочие мои соображения отступили на второй план. Я решился во что бы то ни стало доставить им необходимую помощь. Обещав скоро вернуться, я взял часть бриллиантов Лодоиски и отправился вниз по берегу Ворсклы. Заметьте, мой дорогой Фоблас, что путник, не вооруженный компасом и без проводника, в этих лесистых краях вынужден всегда держаться рек, потому что именно там чаще всего встречаются поселения. Мне нужно было как можно скорее достигнуть торгового города. Итак, я не останавливался ни днем, ни ночью и на четвертый день, под вечер, очутился в Полтаве. Я выдал себя за купца из Белгорода и узнал, что Пулавского ищут, что российская императрица разослала повсюду его приметы с приказанием схватить живого или мертвого. Я продал бриллианты и купил запас пороха, пуль и съестного, разные предметы обихода и одежду, словом, все, что, по моим понятиям, должно было облегчить нашу жестокую участь. Я погрузил покупки на телегу, запряженную четверкой лошадей. Обратный путь был нелегок, и я провел в дороге целую неделю, прежде чем добрался до места.

В этом лесу заканчивалось мое трудное и опасное путешествие. Я спешил на помощь моему тестю и жене; я готовился увидеть все, что было у меня дорогого на свете, а между тем, мой милый Фоблас, я не мог всецело предаваться радости. Ваши философы не верят в предчувствия108. Мой друг, уверяю вас, я испытывал невольную тревогу, в моей душе царило смятение, смутное чувство говорило мне, что приближается самое ужасное мгновение моей жизни.

Уходя, я по дороге бросал камни, чтобы не потеряться на обратном пути, но все камни куда-то исчезли; саблей я делал зарубки на деревьях, но и их не разыскал. Я вошел в лес, кричал изо всех сил, время от времени стрелял — никто не отвечал мне. Я не осмеливался ни углубиться в чащу, боясь заблудиться, ни уйти далеко от телеги, в которой было все необходимое для Пулавского, его дочери и меня самого.