Наш знакомый герой

Потому я по приезде застала у Тучи Ленку Толкунову. Судя по настежь распахнутой двери в Тучиной квартире, здесь что-то случилось. Случилось-то оно случилось, совсем не неожиданно, вовремя, да только к моему появлению все уже было кончено. Вначале умерла деревенская бабушка Тучи, проболев тяжелейше почти все три года после смерти мужа.

У меня есть подозрение, что в нашей жизни, среди нас, есть какие-то сдвоенные люди, не живущие по одному, которых следовало бы называть, как называют некоторые предметы, во множественном числе: часы, или ножницы, или клещи. Такими были Тучины бабка с дедом, а то, что бабушка протянула еще в полусне три года после смерти мужа, так это просто говорит о ее колоссальном физическом здоровье, которое так долго сопротивлялось угасшему, готовому к смерти духу. (В день смерти Тучиной бабушки я гуляла по Сочи и не пошла на телеграф, куда пошли многие, чтоб позвонить домой или друзьям.) В день похорон бабушки умер и сосед-«миллионщик». Безумный, полураздетый вбежал он в комнату, где проходили поминки, и в ужасе крича, что «Путиловский опять бастует», упал замертво. К моменту его смерти никаких родственников не было еще на горизонте, и похороны взяла на себя Туча, как и обещала старику в свое время. Он предусмотрительно оставил Туче деньги на похороны с приложенным к ним списком лиц, кого нужно оповестить о его смерти.

Туча за неделю сплошных смертей и похорон похудела на шесть килограммов (это к добру) и, как она сама говорила, еле держалась на ногах. Похороны и так-то дело непростое, а если прибавить к этому еще странную ненависть, которую Туча с детства вызывала у всяких взяткополучателей и лакеев, то она, может быть, не справилась бы с такой нагрузкой. Но случайно к ней зашла Ленка Толкунова, случайно Ленка написала о Тучиных бедах Вадиму, Вадим случайно приехал… Так возникла целая похоронная команда. Двери квартиры и пустой комнаты старика стояли нараспашку, выпуская столетний запах бывших миллионов, старых книг и разлагающейся старческой плоти.

Да, когда я пришла к Туче, все было позади. Поначалу я чувствовала себя неловко и, наверное, выглядела виноватой, но Туча не позволила мне маяться виной, дав понять, что ничего такого особо страшного не случилось, жизнь идет, как ей положено идти, и так далее. Она вообще была из тех, кто не любил переживать свои несчастья на глазах у других, и не заставляла никого выслушивать длинных жалоб и упреков судьбе. Вместе с Ленкой они очень смешно разыграли сцену смерти и поминок старого миллионщика, вспомнили добрым словом тех, кто помог Туче в похоронных делах, и через полчаса все неприятные вопросы были сняты, а внимание девчонок переключилось на меня.

Не будь тут Ленки Толкуновой, я бы рассказала Туче про свое лето гораздо правдивее, но при Ленке не рискнула. По правде говоря, Толкунову я с некоторых пор недолюбливала, подогнав свою нелюбовь под теорию, кстати измышленную. Помню, как утверждала я, что Ленка из-за своей близорукости никогда не станет разумным человеком, никогда не научится видеть жизнь такой, как она есть. (То есть такой, как ее вижу неблизорукая я.) Может, я ей просто завидовала, потому что Ленка не знала и половины тех проблем, какие стояли передо мной. Помню, как на одной из вечеринок еще на первом курсе мы с девчонками, накрывая на стол, послали Ленку в булочную за хлебом, чтоб не вертелась под ногами. Дали ей трешку, а этот близорукий краб вполне серьезно спросила, хватит ли этих денег на два круглых и три батона. Какова умница! Столь же умной и знающей жизнь она обнаруживала себя и в других вопросах. Скоро выяснилось, что с ней, например, нельзя даже посплетничать и позлословить на чей бы то ни было счет, потому что она так или иначе обнаруживала эти обременяющие ее знания о людях и пыталась выяснить правду.

Таким образом, совсем не будучи сплетницей, она явилась причиной множества ссор и склок на курсе. Ленкины родители были профессорами университета, а дедушка даже академиком. У меня часто мелькало недоброе чувство, что Ленка занимает чье-то чужое место, и пусть бы она соперничала со своими профессорскими детьми и не лезла в дела простых людей.

А тогда, в доме у Тучи, нелюбовь моя к Ленке возросла еще сильнее, потому что какое право имела эта фифа помогать в беде моей подруге, оттерев меня? Знала бы свое место.

Но Ленка не желала знать свое место и вообще ничего знать не желала. Как я теперь понимаю, она одна не замечала моих отдельных отношений с Вадимом и совсем не нарочно, не с целью подразнить меня завела тот памятный разговор.

— Тебе было, наверное, хорошо там, на юге, — сказала она, — но я бы не хотела поменяться с тобой. Папа звал меня отдыхать в Болгарию, но я, умница такая, отказалась. Как будто чувствовала… как будто знала. Предчувствие — великая вещь. Хотя разве могла я предчувствовать такое счастье? Я раньше думала, что готова отдать десять лет жизни, лишь бы он хоть единственный раз поцеловал меня. А тут — такое.