Ну вот. Теперь о Туче. Дело в том, что по приезде с юга у Тучи объявился Паша Сергеев. Объявился, чтобы тут же исчезнуть. Для начала ему очень повезло — он попал под машину. Поскольку мы все считали его иногородним, чуть ли не сиротой (о родителях от него никто не слышал), то, конечно же, бросились проявлять чуткость. У него было сотрясение мозга и три перелома. Паша был человек странный и очень не любил, когда ему помогают или, упаси боже, когда его жалеют. Тогда он проповедовал суровость чувств, какую-то сложную науку о том, что неумеющих плавать надо кидать на глубокое место и ждать, что будет. Но он был так плох, что не мог сопротивляться нашей Туче, которой в последнее время как раз не хватало объекта для ухаживания. Больница с радостью приняла ее услуги, потому что с персоналом везде плохо. Все шло как по писаному: поухаживать за больным, полюбить его за это, а потом — пирком да за свадебку… Так предполагала я, и так должно бы было по всему случиться, но не случилось. (Да, должна предварительно сообщить, что Туча, в отличие от большинства, не испытывала перед Пашей того благоговения, какого он, на мой взгляд, стоил. Я, правда, к тому времени тоже несколько охладела к Пашиной компании, но выдавать свои чувства мне было невыгодно, — это значило признать тот факт, что они меня унизили. Впрочем, к Паше я относилась по-прежнему.)
Итак, Туча его не очень жаловала, считая циником и нигилистом, поскольку с Маленьким Принцем вышла осечка. Однако циник и нигилист, попавший в беду, — тоже человек. Он же, насколько я поняла, относился к ней не просто по-товарищески.
И вот на пятый день его больничного заточения является к нему вдруг моложавая и ухоженная дама и заявляет Туче, что она его мать. Ну, Туча тут же принялась вежливо расспрашивать ее, как она доехала, утешать, что все будет в порядке, чтоб бедная мама не волновалась, полезла в карман за ключами от квартиры, предлагая страдалице пойти к ее бабушке отдохнуть с дальней дороги. Та смотрит на нее как на сумасшедшую, б р е з г л и в о (так сказала Туча) отстраняет с дороги, подходит к постели сына и довольно сухо говорит:
— Вот. Допрыгался.
А потом идет какой-то кошмарный текст о том, что он всегда так над ней издевается, а она из-за него не может спокойно заниматься своей диссертацией, тут же перескакивает на то, что в автобусе полно народу, что ей разорвали чулки к а к и е - т о хамы, что машина сломалась, в то время как он, негодяй…
Человек менее непосредственный, чем Туча, должен был бы догадаться уйти или уж сжаться в комочек, стать незаметным. Но Туча, конечно же, поступила не так. Она надвинулась на мамочку, сгребла ее в охапку и вынесла из палаты. Всего дел!
Мамочка была не таковская, она тут же ворвалась обратно и с яростью, несколько недостойной для дамы с диссертацией, стала тихо и расчетливо шипеть слова, от которых Туча остолбенела.
— Хамка! Мужичка! Где ты взял такую дебилку, Павел? Сейчас же потребуй сменить обслугу! (Хорошо хоть — она не сказала «прислугу»!) Это не женщина, это дебильный мясник!
Впервые в жизни Туча растерялась. Я уже, кажется, говорила, что по-своему Туча была избалована, она была воспитана в любви и уважении, и потому ей в голову не приходило, что когда-нибудь кто-нибудь скажет ей такие слова. Даже в гневе. Туча заплакала, как любая другая девчонка на ее месте, хотя на нее это не похоже. Дело в том, что она легко плакала в кино или из сочувствия к подругам, но по своему личному поводу — никогда. Крепка она была на слезы. А дама продолжала шипеть.
Еще трое мужиков, которые лежали в этой палате и успели уже полюбить Тучу, вначале растерялись, а потом подняли крик, потому что иначе заступиться за нее не смогли: все были с переломами, все были прикованы к своим койкам. Дама была вынуждена уйти.
Паша лежал бледный как полотно, а потом закричал, чтоб Туча тоже убиралась, чтоб она его не мучила. Туча ушла только после того, как увидела, что он плачет и что именно эти несдержанные мальчишеские слезы она не должна видеть. Вот тогда она и сказала одну памятную фразу:
— Какой кретин! Сколько времени он водил меня за нос! А сам не может справиться с жизнью. Бедный Паша! Да он же пропадет. Какой кретин! Суровость чувств… Бедный Паша.
Я почувствовала, что после этого случая что-то будет. И кое-что действительно было.
Дело в том, что Паша пытался отравиться. И ему бы это удалось, если б он не переусердствовал и не принял слишком много снотворных и успокаивающих боль лекарств, которые скопились у него под матрацем, так как он принципиально не принимал их, считая, что должен справляться с болью самостоятельно. Чрезмерная доза вызвала рвоту, и соседи по палате успели позвать медсестру.