Моя нелепая история очень похожа на другие нелепые истории, но расплачиваться-то мне все равно пришлось, причем индивидуально расплачиваться. Мне нравился Вадим. Я, как мне казалось, нравилась Виктору. Виктор годился в мужья. Нужно было закрепить его за собой, чтоб не потерять его так, как это получилось с Вадимом. Не зная законов жизни, я решила, что физиология — начало всех начал и она даст мне власть над Виктором. И я, конечно же, просчиталась. Навязав Виктору своего троянского коня, я не почувствовала его особой благодарности, скорее наоборот. Дело в том, что, несмотря на свою многозначительную важность, Виктор был так же неопытен, как и я. Я была его первой женщиной, а отсюда следует первое разочарование: как, это и все? Мой подарок был ему не ко времени, это был очень несуразный подарок. Тем более что я просто ему навязалась, не чувствуя ни сердечной привязанности, ни даже хоть что-то оправдывающего вожделения. И вообще, все это мое предприятие сильно смахивало на жертву, которая, как выясняется, обычно мало кому нужна. А получалось, что я опять хотела выйти сухой из воды: привязать человека к себе, не любя его, а лишь откупившись всей этой неопытной, постыдной постельной чушью. Я не знаю, как и почему Виктору удалось меня разоблачить и удалось ли вообще, но он начал меня избегать. Он уходил с танцевальных вечеров, если я приходила, не являлся на занятия, если я ждала его у аудитории, его не оказывалось дома, если я ему звонила. Сейчас я знаю, что это вообще его способ жить: лечь на дно, выжидая, что будет. Он сам действовать не любит, его энергия распространяется только на область конкретных бытовых дел, на поступки же ему никогда не хватало сил и мужества. В отношении Виктора к жизни главную роль всегда играла подозрительность: нет ли тут подвоха? Он постоянно был готов подозревать других, и если не ошибся в своих подозрениях в случае со мной, то это было просто совпадением. Есть одно деревенское понятие, которое долго представлялось мне смешноватым. А именно: самостоятельный человек. Что хотят сказать этими словами? Что имеют в виду деревенские старушки, у которых вместо стереотипа производственных характеристик «политически грамотен, морально устойчив» существует свой стереотип: самостоятельный человек или несамостоятельный человек.
А это значит именно то, что выражают эти слова. Бойцов на фронте учат, что, когда идешь в атаку, нужно избегать толпы, потому что неприятель стреляет прежде всего в толпу. Храбрец держится отдельно, потому его пуля боится и штык не берет. Трус, позабыв все учения, жмется к другим трусам. Мой Виктор — трус. Он не знал, что ему делать со мной, потому как получилось, что его приятели к тому времени еще не женились, а он даже такой поступок не мог совершить первым, в одиночку.
Такой же трусихой была и я, нечего обольщаться на свой счет. Я ловила Виктора потому, что мои подруги, наоборот, повыходили замуж и я боялась остаться одна. Тем более что в глубине души оценивала себя выше, чем Тучу или эту очкастую Ленку Толкунову.
Вот так варилась каша моих с Виктором отношений, расхлебать которую предстояло только времени.
Не очень красиво начал свою семейную жизнь и Вадим. В их паре роль любимого играл он, но оценить Ленкину любовь в том возрасте было ему еще не по зубам. Если б на Вадима не действовали отголоски сексуальной революции, то это был бы идеальный человек и герой совсем другого романа. Все его силы ушли на то, чтоб уберечься от меня и жениться на Ленке. Потом он вообразил себя очень умным и дальновидным человеком и расслабился. Ему показалось, как это иногда кажется молодым людям, что он «недогулял». Оскорбленная Вадимом, я кинулась к Виктору, и, наоборот, оскорбленная Виктором — к Вадиму, тем более что Вадим с Ленкиной беременностью стал появляться всюду один и был не прочь…
Об этом мне хочется вспоминать меньше всего, но было и это. А самое ужасное то, что я была способна на любую пакость, и, если мне не намекали на постыдность моего поведения, то сама по себе я не угрызалась и не мучилась больной совестью.