Была там еще одна комната, проходя мимо которой, я увидела молодого красавца в джинсах и в майке с надписью «Оксфорд». Лицо его не соответствовало марке учебного заведения, написанного на ней.
Сколько в своей жизни я ни встречала подонков, ни один из них не потряс меня умом. Жена Петрова была дура. И она даже не могла притвориться другой. С места в карьер она понесла пустую, с претензией на хитрость, ахинею и выдала себя сразу же.
— Я ему говорила: Юрочка, не пей, машина новая, только что сменили, боюся я, Юрочка, ох боюся, пожалей ты нас, сирот. А он по пьянке-то нехороший, недобрый, ему хоть кол на голове чеши (она так и сказала: «чеши»). А куда мне с им спорить, я пластаюся, как пчелка-труженица… Ведь так пластаюся у себя в столовой, что не приведи господи… Забегаюся на работе, приду, а уж и моченьки моей нет, свалюся без задних ног.
— Разве он пьет? — спросила я. — На заводе он ходит в трезвенниках…
— Пьет, пьет — как сыч один пьет. Он же лечился… Он в диспансере на учете состоит. А кто полечился, тот с кругу может спиться. Моя адвокатша справочку у доктора в диспансере взяла, что он лечился… А что ихспиртиза не показала, так они, алкоголики, умеют… риакцию какую-то делают. А я женщина честная, мне совесть не позволяет сказать, что не пил, когда он пил… Я против совести идти не решуся… А машина новая была, только сменили…
— А почему вы машину сменили? Старая износилась?
— Да нет, старая у нас только год отбыла… За нее те же деньги дали… А Валерик у себя на заводе тоже в очередь стал, ну, когда ему предложили — отчего ж не сменить. Новая лучше. Пикапчик, опять же…
Что-то во всем этом было непонятное. Что же, что? Ах да, адвокатша… Какая адвокатша, что за адвокатша, если она достает порочащие подсудимого справки? Вот об этом-то я и спросила. Петрова поморгала, подумала, сделала обиженное лицо:
— Так ить это моя адвокатша… Он-то говорит, что я вру… А кто ж за меня заступится? Мы с сыном две сироты, всю жизнь горе мыкаем. Я без честного имя остаться боюся. Жена за мужа не ответчица… Да и не буду я с им жить, разведуся… Он меньше моего в дом приносит, я пластаюся, пластаюся и на работе, и дома по хозяйству, я же и деньги приношу. Жить-то по-людски хочетца.
— А какой у вас оклад?
Петрова попалась («попалася», как бы сказала она сама), но быстро нашлась.
— Оклад-то у его большой, да до дому не доносит. Евонная полюбовница хвасталася, что он ей… (она подумала, что соврать, взгляд ее остановился на настенных часах) он ей часы иликтронные купил…
Ну почему кто-то ее слушает, почему ей кто-то верит!
— Я спросила, какой у в а с оклад, про его заработки я знаю.
— У нас оклад маленький… Но мы экономим. Я да Валерик. Мы сироты.
Все мне тут было ясно. И тошно было — блевать хотелось. Потрясало безумие этой скудоумной бабенки, этого недомерка с кривыми короткими ножками и низкой задницей (так и казалось, что при ходьбе она задевает пятками ягодицы). Она была безумна, если даже говорила правду. Что общего могло быть у Петрова с его простодушной улыбкой и написанным на лице желанием сказать что-то важное и у этой бабы? На прощание она еще подлила масла в огонь. Наверное, выражение моего лица, как я ни старалась сделать его нейтральным, соответствовало моему настроению, и потому она решила подластиться.
— Вы заходите, — сказала она, — так просто заходите. Я простая. Я для людей стараюся. Может, колбаски твердокопченой надо будет достать или икорки… А то бананов? Я для вас в лепешку разобьюся…
Я вышла оттуда совершенно больная, точно зная, что эта баба врет, но не имея ни малейшего представления, как ее изобличить. Дома я попыталась было поговорить об этом с Виктором, но он опять обескуражил меня этой фразой:
— А ты хор-роший человек…
Тогда я пошла к Туче. Туча встретила меня довольно холодно, чем-то она была, очевидно, занята, или опять какая-нибудь неприятность. Но когда узнала, по какому делу я пришла, то перестала дуться. (А может, она своей холодностью выражала свое отношение к моему фиктивному разводу и думала, что речь пойдет о нем.)
— Давай думать, мисс Марпл.
К слову сказать, у хор-роших людей голова обычно хорошо работает. Я всегда думаю о том, сколько бы нервов попортил работникам милиции по-настоящему умный человек, возьмись он мошенничать, как это делают дураки.
— Сменили машину, сменили машину, — замычала Туча.
— Да. Сменили. Надеюсь, что ты не скажешь, что машину сменили из-за того, что на ней остались следы пота и крови другого невинно раздавленного гражданина?
— Я скажу другое. Я скажу, что первую машину, не будь я прямой потомок Шерлока Холмса, твой Петров купил через ваш завод, а потому — на свое имя…
— Ну и что?
— Ну и то. Ее сменили потому, что вторая была куплена на имя Валерика…
Ну конечно! Конечно же так! По-другому и быть-то не могло. (На следующий день я навела справки, и так оно все и оказалось.)
Отсюда и ложь, и желание засадить Петрова, и адвокатша.
— Еще я бы очень хотела видеть врача, давшего такую справку, — задумчиво сказала Туча.
— К нему пришли, он и дал…