Наш знакомый герой

То, что он говорил со мной на «ты», что он был действительно счастлив за Петрова и называл его Юрой, — все это было для меня кстати, так освобождало от только что пережитых мук, что я даже улыбнулась Петрову. И тут же подумала: а ему-то куда теперь деваться? Где ему место? Кто у него есть? И эта вновь нахлынувшая на меня забота вновь развязала мне язык.

— Юра, — совершенно естественно сказала я, — у меня есть комната… Вам, конечно, она на первое время пригодится…

— Если за деньги, то конечно, — сказал Петров.

И это были первые слова, которые я от него услышала.

Тогда я еще ничего не знала о Петрове. Мы ехали в трамвае, я хихикала своим воспоминаниям, а он ухмылялся мне в ответ. Мой подзащитный.

Впрочем, очень скоро я стала его подзащитной. В этот же день.

Свой ключ от бывшей нашей комнаты я забыла в другом пальто, но на кухне в старом столе лежал запасной. Мы с Петровым прошли на кухню, и заодно я представила его соседкам, сказав, что он будет жить в моей комнате. Ключа на месте не оказалось. Одна соседка сказала, что Виктор находится здесь, в квартире, он только что брал ключ. Странно, что он не услышал, как мы с Петровым вошли, — я звонила и разговаривала в дверях с соседкой.

— Еще лучше, — легкомысленно сказала я и постучала в дверь.

Там была полная тишина. За моей спиной пыхтел Петров, тут же стояли две соседки.

— Неужели он ушел и забрал ключ? — спросила я самое себя.

— Да не мог он уйти, — вмешалась соседка, у которой был кошачий слух и потому она всегда все знала. — Я бы услышала…

— Не случилось ли чего? — сказала другая соседка и бесцеремонно заглянула в замочную скважину. Она долго вертелась у скважины, приноравливалась, потом прошептала громким свистящим шепотом:

— Вижу. Рука свесилась с дивана…

Мы барабанили в дверь минут пятнадцать, но там по-прежнему молчали.

— Зайди с моего балкона, — предложила соседка.

Действительно, это был выход. Вышибать дверь совсем глупо, если можно зайти с балкона. Мы прошли к ней, открыли балконную дверь, я вышла на балкон и стала прикидывать, как бы перебраться с ее балкона на свой. Расстояние между ними было маленькое, но высота довольно значительная.

— Давайте я, — сказал Петров.

Что-то заставило меня отказаться от его услуг. («Что-то»! Да я просто не верила, что произошел несчастный случай. Мне почему-то казалось, что дело в чем-то другом, и потому я должна была сама первой увидеть то, что случилось.)

Коленки немножко дрожали, но я все-таки человек достаточно ловкий и потому знала, что спокойно переступлю с одних перил на другие — только не надо смотреть вниз. И я переступила. И спрыгнула на свой балкон, и заглянула через стекло в свою комнату.

Виктор стоял и смотрел на меня через два стекла как ни в чем не бывало. И вот это «как ни в чем не бывало» было самым чудовищным и фантастичным в этой ситуации. Кричать, докрикиваться до него мне не хотелось, я только глазами показала: открой. Он с незнакомой мне улыбочкой покачал головой: нет. Все было как в дурном сне: обыденно и непонятно. За нашими простыми жестами без слов крылось нечто страшное и бесповоротное. Это был сон, и, следуя логике дурного сна, я приказала себе проснуться. Но не проснулась и подосадовала, что сплю так крепко. Ну что же, не просыпаешься, так будем и дальше действовать в логике сна. Иначе я не могу объяснить своих дальнейших действий, они ни с чем не сообразны.

На балконе лежало несколько кирпичей, старые Ольгины санки, но я не воспользовалась этими предметами, а изо всех сил ударила в стекло ногой. Шума разбитого стекла я не услышала, сон — он и есть сон. Я приготовилась ударить и по другому, внутреннему стеклу, но Виктор подскочил к балконной двери и рванул ее на себя. Я стояла и смотрела, как он открывает вторую, уже разбитую мною дверь, возится со шпингалетами. Я сделала шаг через порог и упала к нему на руки.

В комнате завизжала какая-то полуголая женщина, потом звук исчез — будто его выключили. Я видела массу народа: Петрова, соседок, Виктора, эту женщину — и все без звука, хоть они, судя по перекошенным ртам, все что-то кричали. Пол колебался подо мной, вставал дыбом, будто изо всех сил рвался приблизиться к глазам. Потом начал приближаться, понесся навстречу моему взгляду, и в последний момент сознания я заметила, что он красен от крови.

Очнулась я уже тогда, когда меня несли на носилках вниз по лестнице. В одном из несших я узнала Петрова.

— Не оставляйте меня, Петров, — сказала я ему.

И он не оставил. Ногу я, как выяснилось, рассадила до кости. Хорошо, не перерубила никаких главных артерий, и потому, несмотря на обилие крови, рана мне ничем серьезным не грозила. Но все-таки в больнице я провалялась около недели.

Больница — это как раз такое место, где наши с вами современники могут подумать о душе. Именно в больнице все мало-мальские события моей жизни выстроились в тот порядок, в каком я их здесь изложила.