Наш знакомый герой

Однако, сколько я ни билась, я не могла найти разгадку последней сцены, этого дурного сна с чужим лицом Виктора за двойным стеклом. Я уже знала, кто была та полуголая женщина, да и сразу ее узнала, просто не хотелось верить самой себе. С чего это я взяла, что альбиносы и общение с ними обойдется мне даром? Вот и не обошлось.

Галя это была, Галя, которая писала романы из английской жизни и презирала тех женщин, которые умеют варить обеды и мыть посуду. Альбиносам удалось в свое время за большие деньги купить ей фиктивный брак, но Гале, очевидно, захотелось настоящего. Ну что ж, она действовала, как могла действовать и я, и плевать мне было на Галю, не в ней дело. Хотя, надо признаться, сцена была довольно странная, очень странная.

Загадку ее разгадал Петров. Не так уж он был туп, оказывается. Впрочем, все мы специалисты в чужих делах. Он сказал, что из шипения Виктора в тот момент, когда я потеряла сознание, он понял, что ничего такого между моим мужем и Галей не было. Просто когда началась суматоха, то Галя предложила эту милую шутку и начала раздеваться, вместо того чтоб открыть дверь. Невинно, не правда ли? А от меня никто не ждал таких страстей, меня считали женщиной современной.

Искренне верю, что так оно и было. Но дело опять-таки не в этом. А в том дело, что Виктор не приходил. Вот так вот: не приходил — и все.

Вот и настало время поговорить об этих якобы серьезных, в е щ е с т в е н н ы х  людях, к каким принадлежит Виктор. Главные его свойства отразились в этом случае, как в капле воды. Первое: он не верил людям. Ладно бы, если б он не верил мне — заслужила, но он не верил никому. Потому-то ему в голову не пришло, что я поверю ему. И второе: он был чудовищно несерьезен, инфантилен. Мир вещей и денег, материальный мир, он принял за единственную реальность. Он даже мысли не допускал, что ум и чувства чего-то стоят, и даже себя самого ценил лишь как производителя материальных ценностей. А это, согласитесь, чудовищная ошибка. Есть и третье: он был абсолютно лишен чувства юмора. А чего больше всего боятся люди, лишенные чувства юмора? Разумеется, они боятся попасть в смешное положение. Вместо того чтоб со смехом покаяться, он закусил удила и готов был даже на то, чтоб я поверила, будто он и впрямь изменил, лишь бы не допустить моей усмешки.

Если учесть, что наши с ним отношения были и без того сложны, не согреты особым теплом, если учесть, что я тоже была не лучшая жена, то его упрямство может быть как-то объяснимо.

Просто  т а к  п о л у ч и л о с ь. «Так получилось» — вот слова, характеризующие всю его жизнь. Получилось, что он изменил — так тому и быть.

Я одна понимала, что в его уме все происходит именно так, но я не могла этого никому больше объяснить: ни Туче, ни Алле, ни тете Липе. Они ведь знали Виктора с моих слов, а я никогда не говорила, что в интеллектуальном плане он стоит на уровне детсадовца, не предавала его до такой степени. Я одна знала, насколько он бывает упрям, а потому решила не делать никаких шагов ему навстречу, чтоб не злить.

Но тут вмешалась тетя Липа. Она хотела как лучше, разумеется. Разве можно было на ее месте предположить всю испорченность Виктора, если сама она была так нормальна и трезва? Из разговора с Виктором тетя Липа узнала, что сынок меня ненавидит. Она не сказала мне этого, но я сама догадалась, что дело было так.

Укор, очевидно, еще более разжег злобу Виктора, тем более что злоба была беспричинной.

Но и тогда я еще не считала, что все кончено. Я все-таки надеялась, что сама найду с ним общий язык. Позвонила ему из больницы. Тон был продуман заранее. Чтоб Виктор не подумал, что я изнемогаю от потери крови и прочих лихих болестей, я взяла веселый, смешливый тон, заведомо давая ему понять, что никаких вздорных правокачаний не последует. Именно это было просчетом… Теперь я понимаю: он пожалел бы меня больную-несчастную-сирую, потому что сорокалетние детсадовцы обычно сентиментальны, но мой нормальный тон был ударом по его чувствам. В общем, Виктор бросил трубку…

И вот тут я поняла, что мы, кажется, расстались… Это было так чудовищно, так глупо, но именно потому очень похоже на правду. Меня захлестнула жалость к нему, потому что эта дичь обнажила его до конца, и я увидела, какой моллюск живет под броней «крутого мужика»!

Я должна его защитить, спасти, я не дам его в обиду, ему нечем жить, совершенно нечем, он даже материально прогорает в этой истории, — у него полный крах!

И вот началась моя настоящая любовь к нему. Любовь-жалость, любовь-прощение, любовь-понимание… Но именно на эту любовь я не получила ответа. Поздно. Да и сама я не могла еще долго держаться на таком уровне любви, не было навыка. Силы кончались, подступала злость.