Ни неудачно выбранного Нинелью слова «старость», ни намека на коротконогость Ванда Нинели не простила. Баба и есть баба, даже если она такая хитрая, как Ванда. Ванде довольно часто и открыто плевали в лицо — утиралась и жила дальше, потому что враги были сильнее, а на силу Ванда не осмеливалась идти войной. Но простить дурочку Нинель было выше ее сил. Скорей всего потому, что Нинель и не думала ее оскорблять. И вот Ванда решила раздавить Нинель…
Сделать это было нетрудно. Разумеется, вскоре выяснилось, что жених вовсе не жених и влечет его просто компания Нинели. Он и походил в гости, а потом спокойненько подыскал себе занятие по плечу и исчез с горизонта.
Само собой разумеется, Нинель вынуждена была как-то объяснить его отсутствие, а поскольку с головой у нее к тому времени было уже совсем плохо, то она сказала, что жених ее контрразведчик и отбыл не иначе как в сердце Африки или Латинской Америки. Куда — не сказал, не имеет права.
Все спокойно переварили эту бредовую информацию и продолжали жить дальше.
Вот уже после этого как-то незаметно перебазировались к Ванюше, потому что Новоселов ушел в плавание. А ушел ли? Может, это был его последний вечер вместе со всеми? Может, он все-таки был у Ванюши? Не вспомнить, хоть убей. Впрочем, если б он присутствовал тогда, то явно не остался бы равнодушным, как-нибудь, но вмешался бы в происходящие события. А ведь он был так крут и если бы присутствовал… Но он мог выйти на кухню или, на худой конец, в магазин, а тем временем…
Ладно, надо вспомнить все по порядку. Пошли к Ванюше. Все было как всегда. Прежде заходили в магазин, по дороге кого-то потеряли (кого?), потом нашли. Пили кофе, говорили о литературе, потом пели и танцевали. Еще Суздальский так смешно пел под Высоцкого. Под Высоцкого или под Окуджаву? Был ли тогда Высоцкий? В любом случае, у Суздальского получалось потрясающе.
Кстати, а разве не странный человек был Суздальский? Горчакова до сих пор уверена, что он человек талантливый, настоящий актер и непременно должен был играть. А вот… не давали ролей. Интересно, Альгис Жемайтис взял бы к себе такого актера? Сказать, что видела Суздальского на сцене, Горчакова не может. То есть наглая Ванда вымогала у него контрамарки, разнаряживалась, волокла за собой Женьку, обсуждала знаменитостей, находящихся в зале, потом переползала на сцену, мешая смотреть и слушать, но узнать на сцене Суздальского не могла даже Ванда. Он гримировался и менял речь и походку так, что мать родная его бы не узнала, будто стыдился обретаться на сцене в ролишках и эпизодах, которые ему давали. Впрочем, Суздальский тут ни при чем. Он, как всегда, пел. А потом почему-то стало тихо. Ах да, Нинель расплакалась. Расплакалась и выскочила на кухню. Очевидно, песни Суздальского каким-то образом задели ее за живое. Кто-то пошел ее утешать… Уж не Ванюша ли? И тогда Ванда сказала:
— Это она что, по своему якобы жениху рыдает? Я его тут в метро встретила. Он мне свидание назначил. Так что продолжай, Суздальский, — и расхохоталась, празднуя свое превосходство над Нинелью.
Хотя нет, Ванюша не уходил с Нинелью, он был в комнате, а на кухню вслед за Нинелью выскочил кто-то другой. Может, это как раз и был Новоселов? Он ведь жалел Нинель и даже за глаза никогда над ней не посмеивался.
— Послушай, ты, — сдавленно вдруг сказал Ванюша, обращаясь к Ванде, — я много о тебе знаю… Но я надеялся, что ты хотя бы не станешь гордиться своей подлостью. Что у тебя хватит ума…
— Ну что ты, Ванюша, — тоном взрослой тетки, уговаривающей младенца, заворковала Ванда, — что обо мне можно знать? Я же вот она вся — на ладони! — И хихикнула, довольная собой.
— Ты не у всех на ладони, ты у меня на ладони, — сказал Ванюша, и на ладони у него действительно появился предмет, который Горчакова, например, хорошо знала. Записная книжка Ванды с шифрованными записями.
— А если я еще и расшифровал все это, а?
— Ты посмел… Ты украл мою книжку!
— Нет, ты сама спутала ее с моей. Погляди в сумочку и обнаружишь. Да ты давно и обнаружила обмен, но тебе зачем-то понадобилась моя записная книжка, а? Ну а я поинтересовался твоей, поинтересовался потому, что люблю разгадывать ребусы.
Так он это сказал, что всем почему-то стало не по себе.
— Ваня, Иван… ну чего ты… Что я такого узнала из твоей записной книжки кроме того, что ты со всеми знаком? Ребята, это же только подумать, чьи телефоны в книжке у нашего Ивана. Он знаком с самим…
Ванда лебезила, она подкупала Ванюшу, надеясь, что ему польстит перечисление самых известных в Ленинграде, и не только в Ленинграде, фамилий. Она еще не сдавалась. И понятно, почему. Она не ждала беды от такого непрактичного, то есть лишенного подлости, человека.
— Ну, Ванюша…
— Я тебе не Ванюша, ты! Забирай свою мерзость и выкатывайся из моего дома! — Ванюша был в бешенстве. Очевидно, причины бешенства были достаточно серьезны.
— Ты это м н е предлагаешь? Выкатываться? Хорошо, я сделаю это. Но прежде я скажу…
— Что ты можешь сказать, аферистка! — заорал вдруг и Сурков, быстрее других что-то понявший.