Наш знакомый герой

— Вот именно за это, — говорит старуха Браунинг. — За понимание и прощение, оправдание… Женщины, которых всегда понимают, почему-то зачастую становятся аморальными… Черт их знает почему… Наверное, природа создала женщину не то чтобы более сильной, но гораздо более выносливой и энергичной, чем мужчину. И если кто-то по дурости снимает с бабы часть ее ноши, у нее тут же высвобождается дурная самодеятельная энергия. Что называется, с жиру… Боюсь, ты сам выпустил джинна из бутылки.

— Так что же мне теперь, бить ее, что ли?

— Теперь бить поздно. Остается терпеть и помнить о том, какой она была раньше…

И Гусаров терпел. А если уж было совсем невмоготу — садился в машину и мчался куда глаза глядят, чтоб подумать о своем житье-бытье и найти доводы, оправдывающие Наталью, хоть это было трудно.

Многое бы он ей простил, если хотя бы через нее в дом проникала жизнь и нормальные, природные люди, а не те же псевдецы и снобы. А ведь Наталья не была так же, как и он, ограничена в выборе друзей. Достаточно ей было скрыть, что она жена писателя, — и круг ее знакомств сразу же оздоровился бы. Но звание мужа она несла как знамя. И будто нарочно искала тех ненастоящих, поддельных людей, которых так избегал и боялся Гусаров. Да и это еще куда бы ни шло. Но ведь среди этих подделок вырастала и Зойка. От них научилась Зойка иронизировать над всем на свете, выворачивать все наизнанку, лгать и передергивать. В итоге провалила приемные экзамены на журфак, потому что трещала о Кафке, но зато спутала двух Толстых.

Гусаров все же любил Зойку, хоть старался не показывать этой любви, наученный горьким опытом с женой. Он чувствовал, что помочь Зойке можно только спокойной любовью и вниманием, а не теми истерическими припадками воспитания, которыми отличалась в материнстве Наталья. Он подозревал, что жена не любит дочь. Одевает, кормит, холит, но не любит. Как и его, наверное, не любит. Это проявлялось даже в мелочах. Ну, например, Наталья, выйдя на пенсию, иногда от скуки брала машинописные работы. А Гусаров при этом платил бешеные деньги машинисткам. С Зойкой то же самое. Нашла девчонка себе жениха. Хороший мальчик, студент последнего курса медицинского. Даже с ленинградской пропиской, но практически без жилплощади — семья большая. И что же? Наталья расстроила этот брак, сумела как-то так высмеять и оглупить парнишку, что зарождающаяся любовь перешла в ненависть с обеих сторон. И все почему? Наверное, не хотела делиться квартирой. Замужняя дочь в доме, да еще внуки. Это ведь старит. В свои пятьдесят шесть Наталья сходила за сорокапятилетнюю.

А Гусаров только и мог, что сочувствовать этим двум похожим, но несчастным женщинам, живущим почему-то с ним под одной крышей. Он только и мог, что из произведения в произведение оттачивать вымышленную героиню — добрую, бескорыстную, правдивую и нежную.

Романтика? Что ж, бейте, вы правы. Но может быть, именно за этот образ, кочующий из вещи в вещь, и мстила ему Наталья? Ревновала? Это можно было бы предположить, если б жена читала не только ругательную критику на мужа, но и сами произведения. А она уже давно их не читала. Впрочем, когда подруги хвалили Гусарова, она поддерживала разговоры бойко и осторожно. Будто не он писатель, а она.

Тихий скандал был прерван телефонным звонком.

— Твоя разлюбезная Горчакова, — кивнула на телефон Наталья, и Гусаров мог быть уверен, что так оно и есть. Наталья становилась ведьмой, когда дело касалось Женьки. Он был рад звонку. Значит, Женька приехала, и с ней можно посудачить, поплакаться, а главное, удрать из дому.

— Мне только что позвонила Нинель, — без предисловий начала Женька. — Она в Комарове. Клянется, что видела в Доме творчества Новоселова. Она зашла туда позвонить, а он поднялся наверх. Она считает, что к Конецкому. Придется нам туда поехать, а? Машина в порядке?

— В порядке, в порядке. Не трещи. Сама-то ты будешь готова, когда заеду?

— Ага. Я сегодня вообще не спала. Да и не одна…

Не одна? Ну, дела…

— Мы с Женькой едем в Комарово. Позвонила Нинель и сказала, что видела там Новоселова. — Гусаров счел нужным все же сообщить это Наталье.

О чудо! Дрязги будней будто смело с лица жены, оно стало живым и заинтересованным.

— Андрюша, да ты что? Господи, вот радость. Да как же так…

— Я не знаю, когда я вернусь…

— Будто я тебя контролирую. Если только Новоселов жив… Если он жив… Вот счастье-то.

Гусаров представил на месте Натальи другую женщину и содрогнулся. Представил, что той надо будет объяснять, кто такой Новоселов, да зачем, да почему.

— Деньги-то есть? — спросила Наталья.

— Н-нет…

— Что же ты молчал? Вот четвертной, мало ли что. И пожалуйста, звони мне. Как бы ни обернулось — звони мне.

Вот поэтому, подумал Гусаров, я ее никогда не брошу.

* * *

— Вот поэтому ты никогда ее не бросишь, — сказала Лохматая. — Если ты нормальный человек, в чем я не сомневаюсь. Время! Время развело нас с тобой, связало тебя с ней, а меня вообще оставило с собственной тенью, чтоб было с кем бороться. Но вре-мя!!! И тот, кто не хочет признавать законов Времени… Да вот взять хотя бы твои рубашки…