Наш знакомый герой

— Нет. Писать следующий. И не повторить тех ошибок, которые ты сделал в этом. Роман не так плох, как говорит это дурачье, но не так хорош, как ты смог бы написать уже сегодня. Делай выводы и иди дальше. В конце концов только твои ближайшие друзья могут представить себе, как этот роман мог бы быть хорош, но для других читателей он достаточно честен и умен. Пиши следующий. И никаких сомнений в себе, раз уж ты назвался груздем…

Она не утешала его, не льстила ему, а просто честно сказала то, что думает. И ведь прекрасно знала, говоря это, что поднимает дух Гусарова. Она знала тех, кого любила, а потому любила вдвойне.

Если с нашим самым любимым человеком случилась истерика, то мы все равно должны надавать ему пощечин, а уж утешения — потом.

И результат был налицо: Гусаров был опять самим собой — веселым, остроумным собеседником, полным всяческих идей и затей. Он в красках рассказал Браунинг о сегодняшних приключениях, чем рассмешил ее до слез. Он даже не понимал, почему она смеется так азартно, но она объяснять не стала.

Наконец раздался звонок, и возникла Горчакова с двумя рыцарями по бокам. Браунинг церемонно познакомилась с Сурковым, которого не знала, но при взгляде на Ванюшу остолбенела.

— Ванюша… — произнесла она неуверенно.

Удивительно, подумал Гусаров, но этого человека знает весь Ленинград. Браунинг не стала рассказывать, откуда знает Ванюшу, но ясно было, что когда-то она его высоко ценила и сейчас готова была оценить опять.

— А мне сказали… — неуверенно произнесла Елена Леопольдовна.

— Догадываюсь, что именно вам сказали, но слухи о моей нравственной смерти прошу считать преувеличенными, — ухмыльнулся Ванюша.

Как ни интересно было Гусарову узнать, в чем тут дело, но сейчас, очевидно, было не время. Женька с загадочным видом шепталась с Браунинг. Сурков разводил руками и сам, как Гусаров, недоумевал, что произошло и почему его пригласили сюда. Ванюша, как будто он прожил в этом доме всю свою жизнь, ушел на кухню и занялся приготовлением кофе. Женщины кому-то звонили, кого-то вызывали, потом, опять с загадочным видом, ждали этого кого-то.

Наконец явился Семенов.

— Главное — это соблюсти жанр, — сказал Семенов вместо «здравствуйте». — В конце детектива общество собирается в уютной гостиной, и Эркюль Пуаро или мисс Марпл открывает тайну. Так кто у нас будет Пуаро?

— Я! — самодовольно сказала Горчакова. — Хотя, если говорить по правде, никакого детектива не было. Нас погубил избыток информации. Он нас погубил, но он же нас и выручит. Сегодня случился такой перебор, что я поняла: от информации надо отказаться. Надо просто вернуться к самому роману, который нам все и разъяснит. Гриша! (Николай Иванович, вы не знакомы с Гришей — он следователь.) Так вот, Гриша… Для начала нам не повезло, что ты следователь и мог узнать вещи, которые нам и не нужно было знать… Эти сведения…

— Какие такие сведения? — удивился Сурков.

— Ну, про Гриханова… Что он был жив семнадцать лет назад и пропал теперь. Гриханов не имеет к делу никакого отношения. К делу имеет отношение лишь сам Новоселов. Мог ли он убить?

— Ты забываешь, что  т о г д а  мог, тогда еще не остыло… — перебил ее Гусаров, вспомнив свою историю.

— Андрей, прости, но сейчас ты судишь по себе, — угадала Горчакова. — А Новоселов все же был другой породы, чем мы с тобой. Помнишь, мы еще ломали головы, зачем он взялся за перо? Ни слава, ни деньги его, как помнишь, не интересовали. Успех у женщин — тоже. Но, предположим, он встретил Гриханова. Жалкого, маленького, тлю, вошь… Боюсь, он бы его вообще не заметил. Очень сильные мужчины, они, знаешь, чуть близоруки. Не видят мелочей.

— Ну а если тот разозлил его? Маленькие мужчины, в отличие от больших, часто бывают с характером. И еще с каким. Сам Новоселов говорил, что Гриханов был замешан на ненависти, — сказал Сурков.

— Учла и это. Но вспомни рассказ Новоселова «Короб»… Кстати, его перефразировал Иванов в начале романа…

Гусаров вспомнил этот рассказ. Там речь шла о преступнике, скрывавшемся в деревянном кожухе, который в тундре делают вокруг водопроводных труб. Этот человек в итоге убил единственное верное ему существо — собаку, что носила ему пищу. А ведь Новоселов ничего не писал просто так. Он проживал собственное произведение, как актер проживает на сцене чужую жизнь. Вначале Новоселов вроде бы заодно с героем, но потом постепенно проступает такое презрение… Да, эту роль Новоселов никогда бы не сыграл в жизни. Он сыграл ее в рассказе и брезгливо вытер руки.

— Вообще-то такие, как Новоселов, не уходят в несознанку, — вынужден был согласиться Сурков. — Новоселов даже думать бы не стал, а тут же признался бы.