Ночной дозор

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ПЕСЕНКА

Три старика темнокожих в карру
увидели звезду, что зажглась ввечеру,

три посоха взяли, три узелка
а шакалья тропа и длинна, и узка,

и долго шли за звездой старики,
минуя камни, кусты, ручейки,

и пришли наконец-то в Шестой квартал,
там фитилек в бутылке мерцал,

там вялилась рыба, царила тишь,
там в яслях лежал темнокожий малыш.

Овечьего жиру, бильтонга, яиц
поднесли старики и простерлись ниц,

и восславили Бога за это дитя,
что спасет свой народ — пусть годы спустя.

Наблюдала за ними, сердясь, как могла,
бантамская курица из угла.

СТАРУХИ НА РЫНОЧНОЙ ПЛОЩАДИ

Под вечер они из проулков Капстада
приходят в стоптанных башмаках,
плетутся вдоль овощного ряда,
мешки из-под сахара держат в руках.

Одна — в манто меховом, без меха,
другая — в накидке протертой, сквозной;
девичья блузка, будто для смеха,
как на вешалке, еще на одной.

Она вспоминает нетерпеливых
матросов, бутылки с жидким огнем,
пирожные, гребни в рубинах фальшивых,
сытое время — ночью и днем.

Перед нею встают, углубляя растраву,
винно-красные, темные залы в порту,
где, вальсируя или танцуя гуаву,
с ней мужчины скользили, от страсти в поту.

Дни чередой веселой бежали,
выбирала и вещи она, и мужчин,
за нее чуть не семеро нож обнажали,
и — спаси ее Бог! — удавился один.

Под вечер приходят они, оборванки,
потому что все еще жить должны,
покупают подгнившие тыквы-горлянки
и капусты привядшие кочаны.

ВОСКРЕСЕНЬЕ РЕБЕНКА

Папа, мама, братик и я
редьки надергали возле ручья.

Всю ее скушали, сидя на травке.
Братик еще попросил добавки.

Потом мы в сарай пошли прямиком,
там было соседей набито битком.

Там, в духоте, была охота
кому-то читать по книжке кого-то.

Швыряют камнями в ягненка, смотри,
белого, будто редька внутри.

ПРИБРЕЖНЫЕ ЗАРОСЛИ БАМБУКА

Клонится ствол ко стволу:
поклон за поклоном.
Корни уходят во мглу
в иле придонном.

Жест: обнять, оберечь,
вырвать из бездны.
Но и молитва и речь
здесь бесполезны.

Тела погибают вразброс
тленья ли ради?
Лишь колышутся темных волос
влажные пряди.

Движенья стволов по-людски
неторопливы.
Здесь властвуют вечной тоски
приливы, отливы.

УТЕС ДЛЯ СОСНЫ

Утес помаленьку растет:
пока подрастет на вершок,
даже высокие дюны
рассыпаются в порошок.

И сосна, конечно, растет:
что ни год — поколенья певцов
пернатых выводят в округе
желторотых, новых птенцов.

Одно другому вослед:
сосна вырастает в сосну
если вырос утес в утес,
у него же — выбора нет,
он растет миллионы лет.

СТАРЫЙ ПОЭТ