— Это немного уменьшает твою вину, Бенджамин Ганн, но не снимает ее. Ты был там вчера. Ты все видел своими глазами. Ты лучше любого из нас знаешь проклятый остров и его проклятых змей, и представляешь, что от них можно ждать. Осел на твоей совести, Бенджамин Ганн. Ты больше не боцман. Отныне ты погонщик ослов. Ты будешь их кормить и поить, и ухаживать за ними, как за любимой женой, и шарить палкой в траве, чтобы к ним не подобралась змея. А если мы возьмем ослов в обратный путь, весь их навоз будешь убирать ты и только ты, Бенджамин Ганн. А если еще один осел умрет до того, как мы закончим дело, ты переживешь его на время, необходимое мне, чтобы достать пистолет. Ты все понял, погонщик ослов Бенджамин Ганн?
— Да, сэр! Благодарю вас, сэр!
— Тогда ставай с колен и займись своим делом. На этом… — Я пригляделся к ослам и выбрал самого крупного. — Вот на этом осле поедет мистер Эндерби, оседлай его. На двух других навьючишь запас мешков и кирки с заступами.
— Этого зовут Людовик, сэр! Вон та Елизавета, а дальняя — Мария-Терезия, сэр!
— Твой капитан должен запоминать имена ослов? Иди и делай, что сказано. Верховая упряжь в шлюпке. Исполняй!
Приятно было видеть, какой опрометью побежал Бен за ослиной сбруей. Никакого сравнения с его вальяжной походкой вразвалочку в тот день, когда шхуна стала «Патрицией». Умею я наладить дисциплину, не отнимешь.
— Трент! Ко мне!
— Да, сэр!
— Отныне боцман ты.
— Благодарю вас, сэр!
— Гребите с Рюггером на «Патрицию». Перевезете Вайсгеров на берег, Стамп останется там. Возможно, потом один из братьев понадобится мне у ямы. Но это станет ясно после первого рейса. Следите за вершиной Фок-мачты.
— Простите, сэр, не понял.
— Вон тот холм. Появится на вершине белый дым — и все твои люди бросают все, чем занимались, и гребут к берегу и ждут нас, готовые отчалить мгновенно.
— Так точно, сэр!
— И еще… Ты хоть немного знаешь толк в обязанностях суперкарго?
— Э-э… я… Нет, сэр!
— Старший помощник Эндерби! — повысил я голос.
— Да, сэр.
— Вернетесь с первым рейсом: гружеными пойдут два ослика, вы верхом. Будете наблюдать на шхуне за выгрузкой и размещением в трюме серебра. Иначе эти олухи перевернут и утопят мне «Патрицию».
— Так точно, сэр.
Уфф… Кто думает, что легко быть капитаном даже маленькой шхуны — больше так не думайте. Капитан не налегает на вымбовку или весло, он работает головой, но устает не меньше.
— Выступаем! Первым едет мистер Эндерби, он указывает путь. За ним мы с мистером Гэрсли. Следом юнги. Замыкающими три осла.
— Извините, сэр, два осла, ведь на третьем поедет…
— Я сказал: три, — значит, три! Ты не сосчитал себя, погонщик Ганн. Всё, хватит болтать. Вперед, и да поможет нам Господь!
Вот так мы выступили за серебром Флинта. За моим серебром.
Здоровяк Сильвер верхом на осле выглядел несколько комично. Хотя кого я обманываю… Он выглядел просто смешно. Он и сам это, наверное, понимал, — и прошагал пешком столько, сколько понадобилось, чтобы Трент и Рюггер потеряли нас из виду. Но дальше отказываться от привилегии стать единственным в отряде кавалеристом не стал: сохранил бы солидный вид перед юнгами и Ганном, но быстро выбился бы из сил на своем протезе и стал бы задерживать всех. Я был благодарен Джону за его жертву.
— Ты действительно его застрелил бы? — негромко спросил Эктор. — Или это был спектакль: припугнуть и наладить дисциплину?
— А сам ты как думаешь?
— Я не поставил бы и шиллинга на то, что Ганн останется жив. Но я хотел услышать твой ответ.
— Не знаю, Эктор… Сейчас мне кажется, что все-таки не выстрелил бы. А в тот момент… В общем, он очень вовремя сказал про змею.
— С тобой происходит странное, дружище. После ранения. Раньше ты был совсем другим.
— Думаешь, я не замечаю? Но давай не будем об этом. Давай попробуем забрать серебро и унести с ним ноги. А уже дома будем разбираться, как воткнутый в грудь кинжал мог отразиться на том, что у меня в голове.
Он ничего не ответил. Я прибавил шагу, догнал Сильвера.
— Хочу тебя спросить, Джон…
— О чем?
— О ком. О Рюггере. Извини, старина, но его придется убить. На острове оставлять смысла нет… Я думаю, Эктор прав, и хитрая лиса Смоллетт повторил свой давний трюк. Мы готовились к отплытию, не скрываясь, нуждались в людях. И он подсунул в экипаж своего человека.
— И как ты вычислил, что это Рюггер?
— Больше некому. Это не ты и не я. Это не двое юнг. Кока ты знаешь много лет, а Бена мы знаем вместе. Трое моих матросов тоже отпадают.
— Это почему же, дозволь спросить?
— Их для меня нашел человек, которому я верю, как себе. Один, к тому же, его племянник, а братья — сыновья его старинного друга.
— Запомни, Джим: как себе можно верить только себе.
— Хм… Я верю тебе, например.
— Я тебе тоже верю, Джим, но все же на самую малость, вот на столечко, на три дюйма меньше, чем себе. Кладбища полным-полны парнями, верившими другим, как себе. Однако давай отложим этот разговор. Пора разделить отряд.
— Ты прав… Юнги! Ко мне!