Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ 2

Предчувствия не обманули: серебра и в другой пещере не было. Зато нашлось кое-что, пролившее свет на тайну его исчезновения.

* * *

Глядя, как Сильвер с кряхтением слезает со своего ослика у входа в пещеру Ганна, я понял: старик здорово устал. Измотали его наши бесплодные блуждания, даром что странствовал верхом. Все-таки годы уже не те…

…Последние пираты из шайки Сильвера действительно поселились здесь, в этом Бен не ошибся. И двое из них встретили здесь свою смерть.

— Почему третий их не похоронил, как полагается? — задал риторический вопрос Бен Ганн. — Изгадили мне все жильё своими мослами.

— Хочешь снова здесь пожить? — спросил я. — Могу прислать юнг, сделают тебе уборку.

— Нет, сэр, нет! — испугался Бен. — Это я так, по старой памяти…

Пещера изменилась с тех времен, когда я сортировал тут монеты, ссыпая их в мешки из-под сухарей. Появились скудные подобия мебели — не знаю уж, где пираты раздобыли для них доски: отодрали на старом корабле Ван Брюера или подобрали какие-то обломки, выброшенные волнами на берег.

Еще одним дополнением к интерьеру, как правильно заметил Бен Ганн, стали два скелета. Один смутно виднелся у дальней стены — там, где когда-то лежали слитки из сокровища Флинта — и смотрелся относительно прилично: напоминал контурами лежащее человеческое тело. Второй был ближе к нам и выглядел как бесформенная кучка костей, а чуть в стороне, в паре футов, белел череп.

Когда глаза несколько привыкли к полумраку, я разглядел: рядом со вторым скелетом к каменной стене прислонены две крестообразно связанные доски. Такой же «крест» стоял напротив, у другой стены. О назначении этих конструкций можно было только гадать.

Мы с Эктором и Ганном так и остались у входа, не желая вторгаться в эту обитель смерти. А вот Сильвер не постеснялся потревожить покой мертвецов: проковылял, опираясь на трость, в глубь пещеры, наклонился над дальним скелетом, — с трудом, неуклюже, далеко отставив назад протез. Что-то делал там, но мы не могли разглядеть, что.

Потом Сильвер разогнулся, столь же неуклюже, вернулся к нам. Продемонстрировал свою находку — книгу. Вернее, то, что от нее осталось: из кожаной обложки сыпалась труха, в которую превратились страницы.

— Дик Джонсон, — уверенно сказал Джон. — Его библия. Этот мальчик с кожей розовой, как у молочного поросенка, начитался глупых книжек и отправился в море, думая, что там все будет как в книгах. Ну что же, он получил много новых впечатлений… и ощущений… самых разных, хотя в книгах о таких не пишут, а последнее, что он ощутил — как мушкетная пуля разбивает его затылок. Вот что я нашел в обломках его головы.

На его ладони лежал сплющенный комок свинца, и впрямь напоминавший мушкетную пулю.

— Посмотрим, что с этим, — сказал Сильвер, небрежно откинув в сторону свои находки.

Осмотр длился недолго, после чего последовал вердикт:

— Это не Морган, тот был покрупнее. Джон Грейси, вот кто это, и его тут пытали. Дика пристрелили сразу, потому что он был слишком молод и не мог ничего знать. А этого распяли, как Господа нашего, хоть Грейси был далеко не так свят, и развели у ног костерок, среди костей видны угольки. Но он не знал, где серебро, и умер в муках, ничего не сказав. А вон там пытали Моргана, — он кивнул в сторону второго «креста», — и тот все рассказал, и отвел к яме. Думаю, мослы старого Тома можно отыскать там, если хорошенько порыться. А люди, сделавшие все это, забрали серебро и уплыли, и случилось это много лет назад. Мне жаль, Джим, что я разбил остатки твоих надежд, но ничего не попишешь: серебра на острове нет.

— Вы, мистер Эндерби, могли бы сделать блестящую карьеру дознавателя по уголовным делам, — с уважением сказал Эктор. — Если бы, конечно, в молодости не избрали другую дорогу.

— Что сделано, то сделано, и я ни о чем не жалею. Разве что об одном: что не увижу физиономии Грея и Смоллетта, когда они окажутся у пустой ямы. Но, пожалуй, не стоит здесь задерживаться, чтобы полюбоваться этим зрелищем. Пора домой.

Мы вышли из пещеры, и я заметил, что Бен Ганн ведет себя странно. Он мялся, переступал с ноги на ногу, начинал что-то говорить и осекался на полуслове.

Наконец набрался духу и выложил: он, дескать, когда уплывал с острова пятнадцать лет назад, второпях позабыл кое-что тут припрятанное. А теперь хочет забрать на память о годах, проведенных здесь. Получив разрешение, сдернул со спины Елизаветы (или Марии-Терезии?) один из рогожных мешков, и опрометью устремился в кусты.

Вернулся он минут через десять. Рогожный мешок был заполнен в весьма малой степени, — но, судя по тому, как он оттягивал руку Бена, лежало там что-то тяжелое.

— Сколько? — спросил я очень нехорошим голосом.

— Э-э… не понял вас, сэр.

— Сколько золота ты припрятал после того, как заключил договор с доктором Ливси?

— Но… я…

— Сколько?! Или мне самому посмотреть, что в мешке?!

Ну вот как дед плавал с такими людьми и не пошвырял всех за борт? Я бы не смог…

— Тысяча фунтов, сэр.

— Здесь всё? Больше ничего не припрятано?

— Всё, сэр. Больше ничего нет.