Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ 2

Глоток из фляжки прояснил голову, и я сообразил: а зачем Грей и Смоллетт вообще затевают сейчас войну с датчанами? Мятеж — отличный повод с ними не поделиться, причем английская часть команды даже не заподозрит, что и ее позже может ожидать та же судьба. Бросить людей Обезьяна на острове, да и дело с концом. И у тех останется единственный шанс: перебить команду капитана Хокинса, захватить «Патрицию», самим ее отремонтировать и уплыть. Враги начнут убивать друг друга, а Грей со Смоллетом будут довольно потирать руки. Потом могут вернуться и без лишних трудов добить обескровленных победителей. Вот только разоружать команду Хокинса при таком развитии событий нежелательно, особенно учитывая, насколько больше людей у Обезьяна.

Я ломал голову и не понимал, как Смоллетту и Грею не пришли в голову эти очевидные вещи, и лишь после очередного глотка меня осенило: ящики! Они не все у Грея, датчане захватили один или даже два! Отчего бы и нет, если Эктор и Рюггер разделились и разделили навьюченных ослов.

Вот теперь все сошлось, и можно было…

— Хокинс, ты что-нибудь надумал? Время истекло.

— Да, я согласен на сделку. Поступим так: ты пришлешь шлюпку с двумя людьми, не больше. И мы им отдадим, что ты просишь.

— Надеюсь, Джим, ты хорошо понимаешь, что делаешь, — сказал Сильвер.

— Понимаю, старина, понимаю. У меня есть план.

— Хокинс, моим людям будет тяжело грузить вдвоем пушку, даже небольшую. Давай я пришлю четверых?

— Нет. Они могут снять с нее затворный механизм. Стрелять мы не сможем.

Сильвер тихонечко, но довольно хмыкнул. Запасной механизм хранился у него на орлопдеке.

— Хорошо, — после короткого раздумья сказал Грей. — Но тогда я в придачу заберу пушечный порох. Зачем он тебе, если пушка не сможет стрелять?

— Забирай! — легко согласился я.

— Тогда ждите шлюпку, скоро прибудет.

Гичка развернулась и начала удаляться.

— Надеюсь, твой план состоит не только в том, чтобы до утра допить эту флягу, и нацедить из бочонка новую? — мрачно спросил Сильвер. — Не так давно ты напоминал мне деда, а сейчас все больше становишься похож на старого Джефа Карсона, который протрезвел один раз в жизни — перед тем, как его повесили.

— Не волнуйся, Джон, я не собираюсь переименовывать «Патрицию» в «Пьяную Салли». Сейчас лишь ром держит меня на ногах, позволяет думать и действовать. Когда все закончится, обещаю, что при тебе швырну эту флягу за борт. И не выпью больше не капли рома.

Сильвер тяжело вздохнул и ничего не сказал.

— Не взыхай, старина. Отправляйся сейчас к себе и поспи, и кока с юнгой отправь. Я сам выдам оружие людям Грея. А вам непременно надо отдохнуть. После моей вахты будет аврал, потребуются все руки.

Он не успел уйти. Прибежал юнга Истлинг.

— Сэр, Бенн Ганн, кажется, умирает. Зовет вас, сэр.

* * *

Бен лежал там же, рядом с брешью в борту, пробитой ядром с «Красотки», мы лишь подложили под него тюфяк и подушку. Патриция больше других на борту понимала в медицине (достаточно вспомнить ее чудодейственный эликсир из растущих в Вест-Индии трав), и она запретила куда-либо переносить раненого.

Чугунный шар ядра миновал Бена Ганна. Но на самом деле большую часть моряков, гибнущих в морских баталиях от пушечного огня, убивают не ядра — они не велики, и шанс, что ядро попадет прямиком в человека, тоже не очень велик. Гораздо больше людей убивает щепа — острые обломки дерева, отколотые ядром от пробитой обшивки и переборок, летящие во все стороны по самым непредсказуемым траекториям.

Острый обломок, пронзивший грудь Бена, был длиной фута полтора, если не больше, — и Патриция велела его не вынимать, сказав, что он хоть как-то умеряет внутреннее кровотечение. О том, что Бен может выжить, речь не шла.

Я опустился на одно колено рядом с тюфяком.

— Ты звал меня, дружище?

Он смотрел мне в глаза, хотел что-то сказать, и не мог, лишь розовая пена пузырилась на губах. Потом я все-таки расслышал:

— Не в воду… и крест…

— Все будет сделано по твоей воле, Бен, не беспокойся.

Его губы снова зашевилились, я нагнулся пониже, но расслышал лишь единственное слово:

— Смешно…

И Бена Ганна не стало. Я не знал, что показалось Бену смешным в последние мгновения его жизни, и не хотел гадать.

Он был не самый умный на свете человек. Не самый смелый. Но он погиб, сражаясь за меня, за своего капитана. Он очень помог нам во время первой экспедиции на остров. И он, черт побери, придумал гениальную идею насчет покупки ослов!

Я своей рукой опустил Бену веки, поцеловал в остывающий лоб. Поднялся на ноги. Наверное, стоило прочитать над телом молитву, но я не помнил молитв и сказал полную отсебятину:

— Я, капитан Джеймс Милз Хокинс, клянусь памятью деда и всем, что мне дорого на этом свете: я не покину этот остров, пока здесь Грей и Смоллетт и пока они живы, и я сделаю всё, чтобы они погибли от моей руки. Ты будешь отомщен, Бен, и Вайсгер тоже, и тот, кого они убили на острове, кто бы это ни был. Аминь.

Потом свое прощальное слово сказал Стив Вайсгер:

— Я не умею складно говорить, как капитан. Но тоже с острова не уеду, пока не сквитаюсь за брата. И за тебя, Бен. И за того, третьего.