— Шлюпка на подходе, — известил нас юнга Истлинг. — В ней двоё.
— Может, начнете вашу месть с этих двоих? — предложил Сильвер. — Ох, и не хочется мне отдавать им мушкеты…
— Нет, Джон. Пусть Грей уберет бригантину и людей с берега. Мстить я начну, когда вытащу всех нас из этой западни. А теперь отставить разговоры! Вахтенные — наверх! Подвахтенные — отдыхать!
Один из прибывших на шлюпке оказался мне немного знаком — именно вокруг него во время словесной стычки у подножия Фок-мачты объединились британские матросы. Англичанин и тогда не отличался многословием, орал и жестикулировал в основном Обезьян.
А в ходе визита на «Патрицию» он, хотите верьте, хотите нет, вообще обошелся десятью словами, я сосчитал.
— Мушкеты, — сказал он вместо приветствия.
Потом:
— Мало.
Потом прозвучала его самая длинная фраза:
— Вас было больше, где остальное?
Потом:
— Порох.
Потом:
— Пушка.
Потом:
— Молоток, — и это стало последним, что мы от него услышали.
Гость получил от меня прозвище Молчун и почетное третье место в списке тех, кого я собирался убить, отодвинув Обезьяна на четвертое. Такие, молчаливые, куда опаснее.
Моя попытка обдурить Молчуна и сберечь три мушкета не удалась. Зато с порохом он сам дал маху. Пробрался по колено в воде, не побоявшись замочить ноги, полюбовался на размокшие ящики с патронами и картузами, — и лишь махнул рукой, не потратив лишнего словечка из бесценного своего запаса: оставьте себе, дескать. Затем он разобрал посредством молотка нашу пушку, сняв затворный механизм, — и отчалил с трофеями на «Красотку», не попрощавшись.
Грей свою часть сделки начал исполнять сразу, демонстрируя, что ведет честную игру. Из-за мыска в ночной тишине донесся скрип уключин, звучали команды гребцам, — шлюпки буксировали бригантину подальше от берега туда, где можно было попытаться поймать хоть какой-то ветер.
Зашитое в мешковину тело Бена Ганна мы со Стивом Вайсгером погрузили в тузик и отвезли на тот самый мысок, что прикрывал нас от ядер «Красотки». Не освященная, но все-таки земля, — все, как он просил. И море рядом, а он был морским человеком.
Про крест я тоже не забыл — пусть и был тот простенький, из двух реек, с выжженными инициалами B. G.
Закончив похоронную церемонию, мы посидели недолго у могилы, выпили по чарочке за упокой души. Хотя будь я на месте Бена, моя душа упокоилась бы лишь после смерти убийц, — и я сказал об этом Стиву.
— А как мы будем мстить, сэр? Их слишком много… Попробуем подстрелить главарей из засады?
Мне нравился этот парень своим практичным подходом к делу.
— Без мушкетов садиться в засаду — самоубийство. Да и мало шансов, что на нее натолкнутся главари. Мы, Стив, сразу зайдем с козырей. Мы взорвем бригантину.
Он помолчал, я ждал возражений или вопросов о том, как именно мы умудримся это сделать. Но после паузы Стив спросил лишь:
— Справимся?
— Должны.
— Знаете, сэр… Когда вы говорите «должен» или «должны»… это… Вот простые вроде слова, а холодок по спине.
Не знаю, комплимент то был или нет.
8. Очень большие пушки
Потом у нас был аврал. Стоило поспешить и успеть все до рассвета. Я верил, что Грей снял оцепление. Но пару наблюдателей он вполне мог оставить, и лучше бы им не видеть, что мы предпримем.
Отправив четверых спускать шлюпку, я обратился к Сильверу:
— Когда вернется Стамп, вы вдвоем займётесь продуктами. Надо отобрать и запаковать запас для пяти человек на… — Я недолго подумал, подсчитывая в уме. — …на две недели. Отбирайте самое питательное и легкое. Остальные будут грузить в шлюпку то, что вы упакуете. И еще…
— Подожди, Джим. Мне будет проще работать, если я пойму, что ты затеваешь.
Мне очень не хотелось объяснять… и объясняться.
— Сам не догадываешься?
— Догадываюсь. Ты не веришь, что Грей и Смоллетт позволят нам спокойно починить «Патрицию» и уплыть, так?
Я кивнул.
— Ты отдал мушкеты лишь для того, чтобы они сняли блокаду, — но засиживаться в бухте и тратить время на ремонт не собираешься?
— И здесь ты угадал.
— Значит, ты хочешь отсидеться в укромном месте на острове, вывезя туда столько продуктов, сколько мы успеем забрать?
Я тяжко вздохнул. Хотелось бы оставить Джона при его ложных догадках, но… Я не привык ему врать. Да и не сумел бы, наверное, — он знал меня как мало кто, и сразу почуял бы ложь.