Подлец Грей перевернул всё с ног на голову, выставил белое черным, а черное белым, — но я не смогу опровергнуть в суде, не солгав, ничего из им сказанного. На самом деле он сейчас повторял давний трюк Сильвера, и весьма небесталанно повторял.
— А если ты думаешь, Хокинс, что сможешь здесь, на острове, зачистить все концы, и всё останется шито-крыто, то лучше так не думай. Тебя непременно спросят, куда ты подевал половину команды, и отчего у твоей шхуны в бортах красуются заделанные дыры, чертовски смахивающие на те, что оставляют ядра. Твоих людей начнут допрашивать, и они расскажут всё, не желая поехать в Уэппинг на черной повозке, возящей в один конец. И спасти твою шею, Хокинс, может лишь одно: показания в суде Эйба Грея, над которыми мы вместе подумаем во время долгого пути в Англию, и сочиним историю, оставляющую и овец целыми, и волков сытыми.
Я ему не верил. Мы можем придумать с ним что угодно, но в суде он скажет то, что посчитает нужным. И капитана Хокинса омоют три прилива, а после расклюют птицы.
Что сделали в похожей ситуации дурак Трелони и Ливси с его странными для меня понятиями о чести, я знал.
А что бы сделал Флинт?
Я понял, что знаю, как поступил бы дед… Он сделал бы, что должен, не думая о последствиях.
Поднявшись на ноги, я обратился к Грею торжественным тоном:
— Эбрахам Грей, я внимательно тебя выслушал, и вот мой ответ.
Быстро подняв пистолет, я выстрелил ему в голову. Вернее, попытался выстрелить. Курок негромко щелкнул, выстрел не прозвучал. Осечка. Не теряя времени, я спустил второй курок. Вновь осечка.
Я ничего не понимал. Вроде не так давно заменил затравочный порох на свежий, когда дело происходит невдалеке от моря, надо делать это регулярно, учил меня Бонс, и я навсегда запомнил урок.
Грей тоже оказался на ногах. Рассмеялся, глядя на мое недоуменное лицо.
— Спасибо, Хокинс, что слушал меня так долго и внимательно. Я, кстати, помнил, что это твое место, — он легонько пнул ногой «скамью подсудимых», — и непременно бы тебе его уступил, если бы ветер дул с другой стороны.
Проклятье! Я всё понял, но понял слишком поздно. Струйка родника, падая с высоты, ударялась о поверхность водоемчика, порождая облачко мельчайших, невесомых и невидимых глазу капелек воды. Грей уселся так, что я был вынужден занять другое удобное место, — и ветер сносил это облачко на меня. А потом он говорил, говорил, говорил… дожидался, пока отсыреет затравочный порох на полках моих пистолетов.
Бросив пистолет в карман, я схватил с «подлокотника» второй, надеясь лишь на чудо.
Сухой щелчок. Еще один. Чуда не случилось.
Я громко застонал. Рука с пистолетом бессильно опустилась… Грей снова засмеялся.
И тут грохнул выстрел! Он чуть не изуродовал мне ступню, пуля ударила в полудюйме от нее.
Чудо все-таки произошло, но оказалось глупым и ненужным. Сырой затравочный порох кое-как воспламенился, но пистолет так сильно «потянул», что можно было перечислить имена всех апостолов, дожидаясь выстрела.
— Брось это оружие трактирщиков и доставай тесак, — сказал Грей, — и решим все возникшие между нами вопросы в честном поединке честной сталью, как подобает джентльменам.
Пистолет я уронил под ноги, и тесак достал, но поединок между джентльменами трудно назвать честным, если один фехтует как Грей, а другой как я.
Клинки со звоном ударялись, и отскакивали друг от друга, и я не понимал, отчего еще жив, потому что продолжалось это куда дольше, чем я рассчитывал прожить после начала поединка, — я помнил, сколько длилась схватка Грея с Джобом Эндерсоном, и не думал, что фехтую лучше здоровяка-боцмана.
Затем я понял: он не старался меня убить, он загонял меня к обрыву, и добился своего. За спиной была пропасть в семьдесят футов глубиной, я искоса глянул через плечо, пытаясь увидеть: сколько осталось в запасе? шаг? два? — но ничего не сумел разглядеть.
Грей перестал атаковать и хохотнул. Он был слишком смешлив в этот день.
— Ты все правильно понял, Хокинс. Ты отправишься вниз по собственной неосторожности, без следов от моего оружия на теле. Потом я сдамся доктору Ливси. Либо все будет иначе: мои матросы не поднимали мятеж, они сейчас выполняют мой приказ и идут к спрятанной шлюпке. Люди Ливси никогда не догонят и не найдут их без собак, и ночью мы захватим твою шхуну. Надеюсь, там, внизу, ты умрёшь не сразу, ты будешь лежать с переломанными костями и гадать, в каком случае я солгал. А чтобы тебе умиралось еще хуже, знай: твою девушку я убью ночью не сразу, сначала я покажу ей очень много интересного.
— Начни сейчас! — прозвучал откуда-то сбоку громкий негодующий голос. — Показывай, зачем ждать ночи?!
Мы с Греем оба невольно обернулись. И увидели над краем косогора сначала голову Пэт, потом плечи, потом она вся оказалась наверху.
Он мертвец, понял я. Зайдем с двух сторон, возьмем в клещи, и никакие фехтовальные умения не помогут.
Грей мгновенно сообразил, что сейчас ему придется туго. Каким-то чудом он догадался, что новая противница гораздо опаснее. И ринулся к ней, оставив меня в покое.