Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ 2

Мы с Пэт осторожно склонились над краем обрыва. Вскоре к нам присоединился Сильвер, дышал он с хрипом и свистом, словно воздух качали прохудившиеся кузнечные меха.

Эйб Грей не лежал внизу. Он смотрел на нас с расстояния шесть-семь футов, задрав голову. Висел там, уцепившись за какой-то крошечный уступ.

— Я сдаюсь, — сказал он. — Я ранен, истекаю кровью… Вытащите меня.

— Не мучайся, — посоветовал я. — Разожми пальцы, и всё быстро закончится.

— Нет уж, пусть помучается, — мстительно произнесла Пэт. — Пусть полежит внизу с переломанными костями, как сулил тебе. Я все слышала, когда поднималась.

Сообразив, что от нас помощи не дождется, дальше Грей обращался только к Сильверу.

— Джон, брось мне этот конец. — Его взгляд с надеждой уставился на трос в руках Сильвера.

— Назови хоть одну причину для этого. — Голос и дыхание Сильвера теперь звучали значительно лучше.

— Я слышал, Джон, мне рассказывали… что ты поклялся не убивать… Если ты не бросишь мне конец… это будет то же самое убийство. Как если бы ты приставил мне к голове пистолет и спустил курок.

Сильвер колебался. Поглядывал то на Грея, то на скомканный трос у себя в руках (уложить его в аккуратную бухту времени не нашлось).

Я подумал: если Джон даст слабину — прострелю голову Грея, едва та покажется над краем обрыва. Клятву у могилы жены я не давал, я вообще пока не женат. И этот мерзавец делал все, чтобы капитан Хокинс так и умер холостым.

Грей давил:

— Брось мне конец, Джон, не бери грех на душу!

Сильвер наконец принял решение.

— Держи!

Кольца троса ударили Грея по рукам, по задранному к нам лицу — и он тут же вцепился в них, не успев сообразить, что конец улетел к нему целиком, ни за что не крепится наверху.

Какой-то миг он провисел, ни на что не опираясь, словно приклеился животом к камню. Потом начал падать, так и не выпустив из рук конец.

— Это не убийство, — поспешил я успокоить Сильвера. — Он был приговорен к смерти капитанским судом согласно Морскому статусу короля Эдуарда, а исполнение приговора убийством не считается.

— Не помню что-то я такого короля… — с сомнением произнес Сильвер.

— Он жил давно… Не важно, статус с тех пор никто не отменял.

Примерно через минуту Сильвер констатировал:

— Не шевелится. Мы от него избавились. — Он тяжело разогнулся, отошел от обрыва.

Я давно уже не смотрел вниз. Семьдесят футов — это семьдесят футов, а вопрос: сразу ли умер Грей или мучается с переломанными костями? — меня не занимал.

А вот Пэт еще долго всматривалась вниз и наконец радостно объявила:

— Вижу! Вон она!

— Кто «она»? — не понял я.

— Моя сабля! Сейчас сбегаю, тут недалеко!

И она устремилась к косогору.

— Пэт, подожди! — крикнул я.

— Я быстро-о-о! — донесся снизу удаляющийся крик.

— Не вижу что-то никакой сабли, — мрачно сказал Джон. — Не те уже глаза…

Я тоже пошарил взглядом по зелени, пытаясь высмотреть блеск золотой рукояти, и тоже не преуспел. Зато увидел в стороне нечто, весьма мне не понравившееся.

— Ветви вон того куста только что шевелились, — сказал я Джону. — Там кто-то был.

— Коза… — сказал он неуверенно.

— Или датчанин…

И я буквально скатился по косогору.

— Беги, как Сатана от архангелов! — гремел мне вслед голос Сильвера.

* * *

Не знаю, как умеет бегать Сатана от небесного воинства. Но капитан Хокинс не имел никаких шансов догнать свою легкую на ногу невесту. Зато я знал, где можно срезать путь — пятнадцать лет назад излазал все окрестности пещеры Бена Ганна.

И я бы первым успел к месту падения Грея, в крайнем случае с крохотным отставанием. Но все произошло не там — в стороне, шагов за двести от распластанного на камнях тела. Я услышал короткий крик Патриции и устремился туда, тараня кусты.

Да, это был он, мой старый знакомец Обезьян. За то время, что мы не виделись, жизнь его не баловала. Лицо исцарапано, над бровью большая запекшаяся ссадина, голова замотана тряпкой с побуревшими пятнами крови.

Но я не сочувствовал Обезьяну. Я с охотой отволок бы его наверх, к заготовленным Греем приспособлениям — и пустил бы их в ход.

Потому что мерзавец сжимал в своих обезьяньих лапах мою Пэт. И прикрывался ей. А стиснутая в одной клешне индийская сабля была прижата лезвием к девичьему горлу. Он слышал, как я ломлюсь через кусты, и приготовился. Конечно, проще было встретить меня выстрелом, но никакого другого оружия я у датчанина не видел, лишь трофейную саблю.

Он что-то громко выкрикнул на своем языке — не сообразил от волнения, что его не поймут.

Я не пытался разобрать смысл слов. Я решал сложную задачу: куда выстрелить так, чтобы убить его наповал и не зацепить Пэт. Наповал и никак иначе, чтобы в агонии не резанул любимой по горлу.

В пистолете был единственный заряд. Расстояние — шесть шагов, как на серьезной мужской дуэли. А задача, похоже, решения не имела.

Он снова выкрикнул те же слова, но громче. Клинок сабли чуть дернулся. По шее Пэт побежала капля крови.

Я выстрелил.

Упали оба. И не двигались.

Я стоял, оцепенев. Сил подойти не было. Я не хотел узнать результат своего выстрела.