Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ 2

— Это не яд. Это лекарство. Оно поможет. Здешние доктора о нем не знают, я нашла рецепт в бумагах матери. Если не станешь пить или выплюнешь — задушу подушкой. Потому что одна травка из нужных растет только на Мартинике, и лучше тебе не знать, что пришлось мне сделать, чтобы ее раздобыть.

Она вытащила пробку, поднесла сосуд к моим губам.

— Про подушку помнишь? Пей.

Запах от жидкости тянулся сильный, терпкий, незнакомый. Я подумал, что травить человека, находящегося в моем состоянии, смысла мало, ни к чему так всё усложнять, — и сделал первый осторожный глоток. М-да… точно не яд, незаметно таким не отравишь, горечь неимоверная.

— Не морщись, всё пей, до дна, иначе не подействует!

Кое-как я сумел протолкнуть в себя остатки напитка. Действовать он начал мгновенно: показалось, что кровать моя стоит не в гостиничном номере, а в каюте корабля, и тот раскачивается на волнах все сильнее и сильнее. Патриция сказала что-то еще, я не понял ни слова, звуки растягивались и искажались. Ночник, как мне показалось, светил все ярче и ярче, я опустил веки, спасаясь от слепящего света, и сам не заметил, как уснул.

Хотелось бы написать, что утром я проснулся совершенно здоровым, вызвав величайшее изумление доктора Марвика. Увы, проснулся я все той же мало к чему пригодной развалиной, а изумился лишь фельдшер Брэнсток, утром обнаруживший у кровати свой ланцет.

Изменения к лучшему в своем состоянии я начал замечать лишь дня через три или четыре. И каждую ночь ждал: не появится ли снова Патриция со своим лекарством? Она не появлялась.

* * *

Сильвер пришел ко мне лишь спустя неделю после того, как я переехал из «Трех корон» в его загородный дом — доктора решили, что здесь восстановление пойдет быстрее. Я к тому времени только-только начал вставать — и, сделав десяток шагов по комнате, обессилено валился на кровать. Но упрямо вставал снова и снова, стараясь каждый раз сделать хоть на один шаг больше.

Старый пират был совсем не похож на себя. Держался неуверенно, мялся, смотрел в пол, задавал какие-то малозначительные вопросы о моем здоровье, — хотя наверняка знал ответы на них от докторов Смейли и Марвика.

Мне это надоело и на очередной вопрос я ответил так:

— Моя левая рука заработает как встарь через полгода, если я буду ее усердно разминать, но ты ведь не за этим пришел, а? Стареешь, Джон. Твоя девочка при визитах куда решительнее переходит к сути дела.

Он рывком поднял голову, глаза сверкнули. Я ждал вспышки, напоминающей о былых днях, но Сильвер сдержался. Голос его зазвучал столь же спокойно и ровно, как до того.

— Да, я пришел, чтобы поговорить о ней, о Пэт. Я очень благодарен, Джим, что ты не лишил меня последнего ребенка. Хотя имел и возможность, и полное право это сделать. За мной огромный долг, и я не знаю, как и чем буду его отдавать.

— Не лги ни мне, ни себе, Джон, — сказал я жестко. — Знаешь.

— Да… Знаю… — неохотно признал он. — И я всегда плачу долги. Но речь сейчас не обо мне. Ты простишь мою девочку? Не затаишь на нее зла?

— Не слышал от нее извинений и просьб о прощении. Слышал обещание выпустить мне кишки, когда поправлюсь.

— Ты должен ее понять. Она считает, что все делает правильно. Что мстит за отца, которого ты оболгал в своей книге. Она знает историю моей жизни… ну… не совсем ту, что была на самом деле, я когда-нибудь ей…

— Что-о?! — перебил я. — Ты сказал «считает»?! Ты сказал «знает»?! Ты до сих пор ей ничего не объяснил?!

Изумлению моему не было предела. Хорошенько поразмыслив, я счел, что визит Патриции с лекарством может иметь лишь одно объяснение: Сильвер все ей рассказал, и она таким своеобразным способом извинилась за все, что сотворила. И что же теперь получается? Она на самом деле лечила меня, чтобы потом убить?!

— Я обязательно ей расскажу со временем, — примирительно сказал Сильвер. — Мне будет трудно, но я это сделаю.

— Значит, я валялся два с лишним месяца с дырой в груди, прошедшей в четверти дюйма от сердца, и доктора не поставили бы шиллинга на то, что я выживу, — а ты не выбрал минутки сказать своей девочке, что она не совсем права? Старая одноногая обезьяна! Ты сделаешь это сегодня!! Сейчас!!! Иди и сделай!!!

— Джим, я…

— Иди и сделай, что должен!!!

Он пытался что-то еще сказать, но я заорал так, что заглушил всё:

— СДЕЛАЙ, ЧТО ДОЛЖЕН!!!

Сильвер тяжело поднялся и пошагал к двери. Казалось, что в комнате до сих пор звенит эхо моего вопля. Я чувствовал, как мышцы моего лица сводят судороги, а в груди, слева, болезненно сжимается и разжимается когтистая лапа.

На пороге он обернулся и негромко произнес:

— Ты все больше становишься похож на деда, Джим.

Не знаю уж, комплимент это был со стороны Сильвера, или наоборот.

* * *

Сейчас, в середине лета, густо одетый зеленью сад или парк Сильвера был еще красивее, чем ранней весной, когда я увидел его впервые. Здесь гнездилось множество птиц, их звонкий хор будил меня каждое утро, — но сейчас я стоял у настежь распахнутого окна и не слушал пернатых певцов, и не обращал внимания на прочие красоты освещенного закатным солнцем парка.

У меня возникла проблема.