Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ 2

Я попросил доставить в комнату свой дорожный кофр, порылся там и отыскал пузырек лауданума, предусмотрительно захваченный весной в дорогу. Совсем позабыл о нем, а теперь вспомнил.

Ночные кошмары меня больше не мучили, не снились мертвецы, горланящие в «Бенбоу» свою песню. Но мне, черт возьми, все равно хотелось принять лауданум! Привык к нему за полтора десятилетия, пристрастился. Недаром говорят, что привычка — вторая натура. Пока лежал полутрупом, было не до того, но сейчас я стал замечать, что каждый вечер мне не по себе, чего-то не хватает… Сначала не понимал, в чем дело, потом вспомнил о лаудануме.

Умом я понимал: совершенно ни к чему принимать лекарство, коли уж болезнь прошла. Но очень хотел принять.

И теперь я не знал, на что решиться. Боролся с собой. Широко размахнулся, намереваясь зашвырнуть пузырек далеко в сад, — и остановил замах. Вынул туго притертую пробку, поднес флакончик к губам… И вернул пробку на место, не выпив ни капли.

Наконец принял окончательное решение, снова замахнулся… Но не бросил. Понял, что до завтра все может измениться, и я буду ползать по парку, отыскивая пропажу.

Вытащил пробку, перевернул флакон и вылил за окно все содержимое.

Ну вот, сделал, что должен.

Завтра пошлешь к аптекарю, только и всего, — ехидно пискнул внутренний голос.

Заткнись! — рявкнул на него я. Нет никаких аптекарей в Таундейле. И во всей округе нет. Для меня, по крайней мере.

Крошечная бутылочка все же улетела в парк, надеюсь, садовник меня простит, — чтобы не мозолила глаза, не напоминала. И тут же, словно от возмущения моим поступком, где-то за деревьями в парке раздался громкий крик — хриплый и совершенно нечеловеческий.

Не может быть…

Может! Еще как может!

— Пиастры! Пиастры! Пиастр-р-ры!!! — прокатился над парком хорошо мне знакомый голос.

Капитан Флинт… Жив, старина!

Не обнаружив рядом с Сильвером попугая, я не стал расспрашивать о его судьбе, не сомневаясь в ответе. Не хотел расстраивать старика, помнил, что они были с Капитаном изрядными приятелями.

Позже я узнал, что Капитан Флинт не только жив, но и вполне бодр, лишь сменил владельца на владелицу: находится теперь под опекой и попечительством мисс Патриции, — и как раз в тот вечер она переехала со своим питомцем из городского дома отца в загородный, летний.

* * *

Она пришла поздним утром, и впервые я видел ее одетой так, как надлежит одеваться девушке и дочери состоятельного горожанина. Увиденное понравилось, платье было Патриции более чем к лицу. Хотя, должен признать, и обтягивающий костюм ночного убийцы ее внешний вид ничем не портил.

— Доброе утро, мистер Хокинс, — приветствовала меня она, и изобразила книксен в полном соответствии с тонкостями этикета.

Чудеса… Впервые наше общение начинается не с обещания меня убить. Удачное, однако, утро выдалось.

— Рад приветствовать вас, мисс Эндерби, и приношу извинения, что не в силах сейчас встать и сделать это, как полагается.

Я не лукавил, Патриция выбрала для визита не самый удачный момент: я только что отшагал по дорожкам парка не меньше четверти мили, и рекордная прогулка выжала из меня все силы. Приполз к себе и рухнул на постель, ни к чему не способный, — лежал и тоскливо размышлял: время идет, и война тоже идет к концу, а мне сейчас нечего и думать о поездке на проклятый остров, если не хочу, чтобы мое зашитое в мешковину тело с ядром в ногах бросили в океан на полпути.

— Присаживайтесь, прошу вас, мисс Эндерби, — я указал на мягкий пуф.

Она уселась, чопорными движениями расправив складки платья, и я подумал ни к селу ни к городу, что прежняя Пэт нравилась мне больше. Не в первую нашу встречу, разумеется, — во вторую.

— Чем обязан чести вашего визита, мисс Эндерби? — учтиво поинтересовался я.

— У меня… у меня состоялся долгий разговор с отцом на прошлой неделе. Он сказал, что я должна прийти и извиниться перед вами.

«Долго же ты собиралась и шла… Наверняка не привыкла ни у кого просить прощения», — подумал я, а вслух произнес:

— Внимательнейшим образом вас слушаю, мисс Эндерби.

Она резким движением оказалась на ногах, шагнула к кровати и начала извиняться:

— Ты хватал меня за грудь, негодяй! — она выбросила руку в мою сторону обличающим жестом, потом загнула на ней один палец.

Я облегченно выдохнул: прежняя Пэт вернулась!

— Я был уверен, что это грудь мужчины, пришедшего меня убить.

— Значит, ты еще и слепой негодяй! Не способный отличить мужчину от девушки!

На это ответить было нечем, и впрямь не сразу понял, с кем имею дело.

— Ты, мерзавец, оболгал отца в своей паршивой книге! — Новый шаг в мою сторону, новый обличающий жест, еще один загнутый палец.

Я с тревогой подумал, что если обвинений у Пэт наберется еще на три пункта, то она окажется со сжатым кулаком как раз вплотную к кровати. И пустит его, кулак, в ход.

— Мне казалось, что вы с мистером Эндерби разобрались в этом вопросе, и моя книга реабилитирована.

— Не дождешься! Даже с учетом того, что рассказал отец, в ней полно лжи!

— Это не ложь, это художественный вымысел. К тому же все фамилии изменены.