По ту сторону свободы и достоинства

Мы щедро воздаем почести тогда, когда у поведения нет очевидных причин. В некотором роде любовь достойна большего одобрения тогда, когда она безответна, а произведения изобразительного искусства, музыки и литературы — когда они непризнаны. И мы воздаем должное особенно тогда, когда существуют довольно очевидные причины вести себя иначе: например, когда с влюбленным жестоко обращаются, или когда изобразительное искусство, музыка или литература подвергаются гонениям. Если мы хвалим человека, который поставил долг выше любви, то это обусловлено тем, что, когда человеком управляет любовь, это легко увидеть. Принято одобрять тех, кто дает обет безбрачия, раздает свое богатство или остается верным своему делу вопреки преследованиям, потому что существуют явные причины к тому, чтобы вести себя иначе. Степень признания связана с силой противодействующих условий. Мы одобряем верность пропорционально силе гонений, щедрость — пропорционально отданному имуществу, а безбрачие — пропорционально потребностям человека в сексуальных контактах. Как писал де Ларошфуко, «похвалы за доброту достоин лишь человек, у которого хватает твердости характера на то, чтобы иной раз быть злым; в противном случае доброта чаще всего говорит лишь о бездеятельности или о недостатке воли»³⁸.

Обратно пропорциональное отношение между воздаянием за заслуги и очевидностью причин поведения особенно очевидно тогда, когда стимулы управляют поведением явным образом. Когда человек работает со сложным оборудованием, степень нашего одобрения его действий зависит от обстоятельств. Мы не считаем их заслуживающими особой похвалы, если нам очевидно, что он просто подражает другому оператору, что кто-то «показывает ему, что нужно делать». В лучшем случае мы отдадим должное его способности подражать и выполнять указания. Если человек следует устным указаниям, если кто-то «говорит ему, что делать», то мы признаем его заслуги чуть в большей степени — как минимум за его способность понимать язык в достаточной, для того чтобы следовать инструкциям, мере. Если человек выполняет письменные инструкции, то мы дополнительно отдадим должное его способности читать. Но мы признаем заслуги человека в «умении работать с оборудованием», только если он делает это без прямых указаний, хотя он и мог этому научиться посредством имитации или следования устным или письменным инструкциям. В наибольшей степени мы воздадим ему должное, если он научился работать с ним без посторонней помощи, поскольку в этом случае он ничем не обязан никаким инструкторам, а его поведение было сформировано исключительно относительно неявными контингенциями, связанными с оборудованием, а это уже дела минувших дней.

Схожие примеры можно обнаружить и в вербальном поведении. Мы подкрепляем людей за то, что они говорят: мы платим им для того, чтобы они читали нам, давали лекции или играли в фильмах и пьесах, но мы скорее подкрепляем то, что говорится, нежели сам акт говорения. Предположим, некто произносит важное утверждение. Мы поставим ему это в минимальные заслуги, если он просто повторил то, что до него сказал другой. Если он прочитал это по книге, то мы дополнительно отдадим должное его «способности читать». Если он «говорит по памяти», то в текущий момент никаких явных стимулов нет, и мы отдадим ему должное за «знание утверждения». Если же очевидно, что его наблюдение оригинально, что ни одна его часть не выводится из вербального поведения других людей, то мы воздадим ему должное по максимуму.

Мы скорее похвалим ребенка, который все делает вовремя, чем того, кому нужно напоминать о его делах и обязанностях, потому что напоминание — это особенно заметная характеристика временных контингенций. Мы скорее воздаем должное тому, кто считает в уме, а не на бумаге, потому что стимулы, контролирующие последовательные шаги, видны на бумаге. Физик-теоретик пользуется большим уважением и признанием, чем экспериментатор, потому что поведение последнего явным образом зависит от лабораторной работы и наблюдений. Мы в большей степени хвалим тех, кто ведет себя хорошо без присмотра, чем тех, за кем нужно приглядывать, а также тех, кто свободно пользуется языком, чем тех, кому нужно сверяться с грамматическими правилами.