Коммунистическая Россия дала нам интересный исторический пример отношений между энвайронментализмом и личной ответственностью, на что указал Раймонд Бауэр54
. Сразу после революции правительство могло ссылаться на то, что многие русские необразованны, непродуктивны, ведут себя плохо и несчастны из-за того, что среда сделала их такими. Правительство могло бы изменить среду, опираясь на учение Павлова об условных рефлексах, и все стало бы хорошо. Однако, несмотря на то что к началу 1930-х годов правительство имело все возможности для исправления ситуации, многие русские не стали явным образом лучше образованными, более продуктивными, совершающими больше добрых поступков или более счастливыми. Официальная позиция изменилась, и Павлов потерял свою популярность. На его место пришла целевая психология: теперь сами русские граждане должны были стремиться получить образование, стать продуктивными, хорошо себя вести и быть счастливыми. Русский воспитатель должен был лишь обеспечить взятие ими на себя такой ответственности, не научая их с помощью науки об условных рефлексах. Победа во Второй мировой войне, впрочем, вернула им уверенность в прежнем подходе, ведь в итоге правительство все же добилось успеха. Может быть, успех не был полным, но движение шло в правильном направлении. Учение Павлова вновь обрело популярность.Самооправдание контролеров редко бывает документированным настолько подробно, но нечто в таком роде всегда имеет место при обосновании дальнейшего использования карательных методов контроля. Атаки на «автоматическую» добродетель могут казаться заботой об автономном человеке, но практические контингенции более убедительны. Литература свободы и достоинства сделала контроль над поведением человека наказуемым деянием, в основном возлагая на контролера ответственность за плохие результаты. Последний может избежать ответственности, придерживаясь той позиции, что личность сама должна себя контролировать. Учитель, поощряющий ученика за усердие, может также обвинять его в том, что он не учится как следует. Родитель, хвалящий своего ребенка за успехи, может обвинять его в сделанных ошибках. Ни учитель, ни родитель, таким образом, не могут считаться ответственными за поведение своих подопечных.
Генетические истоки человеческого поведения особенно полезны для оправданий. Если некоторые расы менее разумны, чем другие, то учитель не может быть обвинен в том, что не обучает всех одинаково. Если некоторые люди рождаются преступниками, то закон всегда будет нарушаться, неважно, хорошо или плохо работают правоохранительные учреждения. Если кто-то устраивает войны из-за своей врожденной агрессивности, то нам не следует стыдиться провала в попытках установить мир. Заинтересованность в оправдании проявляется также и в том, что мы объясняем генетическими причинами скорее неудачи, чем достижения. Те, кто в настоящее время занимается изменением человеческого поведения в лучшую сторону, не могут ставить себе в заслугу то, что связано с генетической предрасположенностью, или быть обвиненными в неудачах, причиной которых она стала; если они и несут какую-либо ответственность, то лишь за будущее вида. Тенденция объяснять поведение генетическим наследием — всего вида или такой его части, как раса или семья — может повлиять на практики продолжения рода либо, со временем, на иные способы изменения генофонда, и современный индивид может в известном смысле нести ответственность за свое действие или бездействие в этом направлении. Однако последствия этого удалены во времени и связаны, конечно, с другого рода проблемой, на которую в конечном счете придется обратить внимание.
Люди, прибегающие к наказанию, казалось бы, находятся в безопасности. Все поддерживают репрессии по отношению к неправильным действиям, кроме, разумеется, тех, кто им подвергается. Если наказанный не ведет себя в дальнейшем правильно, то это не вина наказывавшего. Но оправдание тут все же неполно. Даже те, кто поступает правильно, могут потратить много времени, чтобы узнать о том, как поступать правильно, и могут действовать не слишком умело. Они тратят время, возясь с не относящимися к делу фактами, борясь с ветряными мельницами или прибегая без необходимости к методу проб и ошибок. Кроме того, наказание вызывает боль, и никто полностью не избегает ее даже тогда, когда боль испытывают другие. Наказывающий, таким образом, не может считать себя полностью свободным от критики и вынужден оправдывать свои действия, указывая на позитивные последствия наказания, перевешивающие его аверсивные аспекты.