По ту сторону свободы и достоинства

Чувства принято считать частью инструментария автономного человека, и поэтому здесь уместны некоторые комментарии. Человек чувствует нечто внутри своего тела так же, как и нечто на его поверхности. Он чувствует поврежденную мышцу так же, как чувствует пощечину, он чувствует себя подавленным так же, как чувствует холодный ветер. Из этой разницы в местоположении возникают два важных различия. В первую очередь человек может чувствовать вещи вне собственной кожи в деятельном смысле; он может почувствовать какую-либо поверхность, пробежавшись по ней кончиками пальцев для того, чтобы обогатить свои ощущения от этой поверхности, но хотя и существуют способы, при помощи которых человек может «усилить осознание» событий внутри своего тела, он не может переживать их подобным деятельным образом.

Более важное различие кроется в том способе, благодаря которому человек обучается чувствовать вещи. Ребенок учится различать разные цвета, звуковые тона, запахи, вкусы, температуру и так далее только тогда, когда они вовлекаются в контингенции подкрепления. Если красные свечи имеют подкрепляющий вкус, а зеленые — нет, то ребенок берет и ест красные свечи. Некоторые важные контингенции носят вербальный характер. Родители учат ребенка называть цвета, подкрепляя правильные ответы. Если ребенок говорит: «Синий» и объект перед ним — синий, то родитель говорит: «Хорошо!» или «Правильно!». Если объект — красный, то родитель говорит «Неправильно!». Такое невозможно в случае, когда ребенок учится реагировать на то, что происходят внутри его тела. Человек, который учит ребенка разбираться в собственных чувствах, чем-то похож на дальтоника, обучающего ребенка называть цвета. Такой учитель не может быть уверенным в наличии или отсутствии того состояния, которое определяет, следует ли подкреплять ответ или нет.

Как правило, вербальное сообщество не может создать настолько точные контингенции, которые нужны для того, чтобы научить нас выделять тонкие различия между стимулами, для него недоступными. Оно должно полагаться на видимые свидетельства наличия или отсутствия внутреннего состояния. Родитель может научить ребенка говорить «Я голоден» не потому, что способен почувствовать то же самое, что и ребенок, но потому, что видит, как тот жадно ест или ведет себя каким-то иным образом, связанным с пищевой депривацией либо подкрепляющим действием пищи. Такое свидетельство может оказаться вполне пригодным для того, чтобы ребенок научился «выражать свои чувства» с большей точностью, однако так происходит далеко не всегда, потому что многие чувства имеют неочевидные поведенческие манифестации. В результате язык эмоций оказывается довольно неточным. Мы склонны описывать эмоции при помощи терминов, которые усвоили при взаимодействии с другого рода вещами; почти все слова, которые мы при этом используем, были изначально метафорами.

Мы можем учить ребенка называть определенные вещи хорошими, подкрепляя его в зависимости от того, как они воспринимаются на вкус, выглядят или ощущаются нами, но все не могут считать хорошими одни и те же вещи, и мы тоже можем ошибаться. Единственное альтернативное свидетельство вытекает из поведения ребенка. Если мы даем ребенку новую еду, и он начинает активно ее есть, то очевидно, что первое знакомство со вкусом этой еды стало положительным подкреплением, и мы говорим ему, что эта еда хорошая, и соглашаемся, когда он называет ее хорошей. Однако у ребенка есть и другая информация. Он чувствует иные эффекты и в дальнейшем может называть хорошими другие вещи, если они имеют такие же эффекты, даже если активного поглощения пищи среди них не будет.

Не существует значимой причинной зависимости между подкрепляющим эффектом стимула и чувствами, с ним связанными. Мы могли бы сказать, следуя Уильяму Джемсу с его новой трактовкой эмоций, что стимул подкрепляет не потому, что кажется приятным, а кажется приятным, потому что подкрепляет. Однако связка «потому что» снова ведет к ошибочным заключениям. Стимулы и подкрепляют, и создают состояние, которое воспринимается как приятное, по одной и той же причине, которую следует искать в эволюционной истории.