По ту сторону свободы и достоинства

Культура, подобно биологическому виду, выживает благодаря адаптации к среде: в той степени, в которой она помогает своим членам получить желаемое и избегнуть нежеланного, она помогает им выжить и передать культуру своему потомству. Эти два типа эволюции переплетены друг с другом. Люди передают одновременно и культурное, и генетическое наследие — хоть и разными путями и в разные периоды своей жизни. Способность перевешивать случайные вариации поведения, сделавшая существование культур возможной, была приобретена в ходе биологической эволюции, а культура, в свою очередь, определила многие переданные и сохранившиеся биологические особенности. Многие из существующих культур, например, позволяют выжить и участвовать в размножении тем индивидам, которые иначе потерпели бы в этом неудачу. Не все культурные практики адаптивны, как и не все биологические особенности: неадаптивные культурные и биологические черты могут передаваться далее благодаря адаптивным, и плохо адаптированные культуры и виды могут сохраняться в течение долгого времени.

Новые практики соответствуют генетическим мутациям. Такая практика может ослабить культуру — к примеру, приводя к избыточному потреблению ресурсов или ухудшению здоровья ее членов, либо усилить ее — к примеру, позволяя расходовать ресурсы более эффективно или укрепляя здоровье входящих в нее членов. Подобно мутации, представляющей собой изменение генетической структуры и не имеющей прямого отношения к контингенциям отбора, действующим на возникшую благодаря ей черту, новая практика не обязана соответствовать своим происхождением ценности выживания. Пищевая аллергия влиятельного вождя могла спровоцировать появление заповедей, касающихся пищи, сексуальные предпочтения — брачных обычаев, особенности территории — военной стратегии, и такие практики могут оставаться ценимыми в культуре по достаточно случайным причинам. Многие культурные практики были, конечно, прослежены до вызвавших их обстоятельств. Древний Рим, расположенный в плодородной долине и подвергавшийся нападениям соседних племен, которые обитали на окружающих ее холмах, служивших им естественными крепостями, разработал законы, касающиеся собственности, которые надолго пережили существование этой проблемы⁸⁰. Египтяне, ежегодно восстанавливая границы земельных участков после разливов Нила, разработали тригонометрию, оказавшуюся полезной и во многих других случаях.

Параллель между биологической и культурной эволюцией рушится тогда, когда речь заходит о способах передачи. Нет ничего, похожего на генно-хромосомный механизм там, где дело касается передачи культурных практик. Культурная эволюция соответствует теории Ламарка в том плане, что появляющиеся практики могут передаваться. Мы можем вспомнить хрестоматийный пример: длинные шеи жирафов появились не потому, что те вытягивали их, пытаясь достать пищу, иначе недоступную, а затем передавали свою удлинившуюся шею потомкам, а потому, что жирафы, получившие удлиненную шею в результате мутации, с большей вероятностью доставали труднодоступную пищу и передавали этот признак своему потомству. Однако культура, развившая такую практику, которая позволяет использовать новые, иначе недоступные источники пищи, может передать эту практику не только новым поколениям, но и современникам, и даже живущим рядом представителям предыдущих поколений. Более того, практика может быть передана через «диффузию» представителям иных культур — как если бы антилопы, заметившие преимущества удлиненной шеи у жирафов, решили отрастить себе такие же. Разные виды изолированы друг от друга из-за неспособности обмениваться генетическим материалом, однако подобной границы между культурами нет. Культура есть набор практик, но этот набор вполне может смешиваться с другими.

Мы склонны ассоциировать культуру с группой людей. Людей легче увидеть, чем их поведение, а поведение увидеть легче, чем контингенции, порождающие его. (Также хорошо видимы, и оттого часто применяются при определении культуры, язык, на котором говорят люди; веши, используемые в культуре, такие как инструменты, оружие, одежда; а также формы искусства.) Только в той степени, в какой мы идентифицируем культуру с людьми, практикующими ее, мы говорим о «членах культуры», поскольку не можем говорить о «членах» набора контингенций подкрепления или набора артефактов (или, другими словами, «набора идей и ассоциированных с ними ценностей»).