По ту сторону свободы и достоинства

Концепцию развития часто связывают с так называемыми ценностями, когда направленные изменения трактуют как рост. Растущее яблоко проходит через ряд стадий, и одна из них объявляется наилучшей. Мы отвергаем зеленые или гнилые яблоки; только спелое яблоко является хорошим. Так же мы говорим о зрелом человеке и зрелой культуре. Фермер работает для того, чтобы обеспечить безопасный переход своих посевов в стадию зрелости, и родители, учителя и терапевты стремятся создать «зрелую личность». Изменения, направленные в сторону созревания, часто ценятся как «становление». Если процесс изменений нарушается, то мы говорим об остановившемся развитии или фиксации на определенной стадии развития и пытаемся это исправить. Когда изменения происходят слишком медленно, мы говорим об отставании в развитии и работаем над его ускорением. Однако все эти высоко ценимые перемены становятся бессмысленными (если не сказать хуже), когда зрелость уже достигнута. Никто не стремиться «стать» дряхлым стариком; зрелый человек был бы рад задержаться в развитии или оказаться фиксированным на этой стадии; с этой точки зрения он не имел бы ничего против того, чтобы считаться отстающим в развитии.

Будет ошибкой предполагать, что любое изменение или развитие есть рост. Современное состояние земной поверхности не является зрелым или незрелым; лошадь не достигла, насколько мы можем знать, финальной и, предположительно, оптимальной стадии своего эволюционного развития. Если речь ребенка кажется развивающейся подобно эмбриону⁸⁴, то это лишь потому, что мы пренебрегаем контингенциями среды. Ребенок-маугли не имеет способности произносить слова не потому, что его изоляция прервала некий процесс созревания, но потому, что он в свое время не оказался в вербальном сообществе⁸⁵. У нас нет причин называть какую-либо культуру зрелой в том смысле, что ее дальнейший рост маловероятен или приведет к некоему роду упадка. Мы называем некоторые культуры недоразвитыми или незрелыми по контрасту с другими, которые мы именуем «продвинутыми», однако предполагать, что какое-либо правительство, религия или экономическая система являются зрелыми — есть лишь грубая форма шовинизма.

Главное возражение против метафоры роста, касающееся как развития индивида, так и эволюции культуры, заключается в том, что она выделяет некую финальную стадию, не подразумевающую продолжения. Мы говорим, что организм растет в сторону зрелости или для того, чтобы достичь зрелости. Зрелость становится целью, и прогресс становится движением к цели. Цель становится буквально границей — концом чего-то, и это напоминает состязание в беге. Она не оказывает эффекта на все состязание и лишь обозначает его конец. Мы используем это слово в таком относительно пустом значении, когда говорим, что цель жизни заключается в смерти, а цель эволюции — в том, чтобы наполнить Землю жизнью. Смерть, без сомнения, является концом жизни, а наполненная жизнью Земля может стать концом эволюции, но эти пограничные состояния не оказывают прямого влияния на процессы, благодаря которым они достигаются. Мы не живем для того, чтобы умереть, и эволюция не происходит для того, чтобы наполнить Землю жизнью.

Цель как финиш забега довольно легко можно спутать с победой, а следовательно, и с причинами участия в забеге и конечной целью бегуна. Ранние исследователи поведения использовали лабиринты и другие устройства, в которых целью, как можно было бы подумать, являлось обнаружение местонахождения подкрепляющего стимула и выявление действия, ведущего к нему; подопытный организм двигался по направлению к своей цели. Но действительно важная связь является временной, а не пространственной. За поведением следует подкрепление; поведение не преследует его и не овладевает им. Мы объясняем развитие видов и поведение индивида, указывая на селективное воздействие контингенций выживания и контингенций подкрепления. И виды, и поведение отдельного индивида развиваются, будучи сформированными и сохраняемыми своим воздействием на мир вокруг. Это та единственная роль, которую играет будущее.

Но это не означает, что в развитии нет никакого направления. Большие усилия были положены на то, чтобы описать эволюцию как совокупность направленных изменений: например, как постоянное увеличение сложности структуры, чувствительности к стимулам или эффективности использования энергии. Существует и другая важная возможность: оба вида эволюции делают индивидов более чувствительными к последствиям своих действий. Индивиды, более склонные изменяться под влиянием определенного рода последствий, по-видимому, получают преимущество, и культура ставит индивида под контроль отдаленных последствий его поведения, чего не было в биологической истории видов. Отдаленное личное благо становится эффективным тогда, когда человек руководствуется благом других, а культура, побуждающая хотя бы некоторых своих членов работать ради ее выживания, делает для них актуальными еще более отдаленные последствия.