По ту сторону свободы и достоинства

Часто кажется, что проблему решает самоуправление, в котором контролер отождествлен с контролируемым. Принцип, согласно которому контролер должен быть членом группы, которую он контролирует, следует применить и при проектировании культуры. Вероятно, человек, создающий оборудование, которым он будет пользоваться сам, учитывает интересы пользователя, и, по-видимому, человек, проектирующий социальную среду, в которой будет жить и он сам, сделает то же. Он будет отбирать блага или ценности, которые важны для него самого, и создавать такие контингенции, к которым сам может приспособиться. В демократическом обществе контролер находится среди тех, кого он контролирует, хотя и ведет себя по-разному в разных ролях. Позже мы увидим, что в определенном смысле культура контролирует себя подобно тому, как себя контролирует человек, но сам этот процесс требует тщательного анализа.

Порой целенаправленное проектирование культуры, предполагающее контролируемость поведения, называют неэтичным или аморальным. Этика и мораль особо тесно связаны с приведением в действие отсроченных последствий поведения. Есть мораль естественных последствий. Каким образом человек воздерживается от поедания лакомой пищи, если позже ему от нее станет плохо? Или каким образом он терпит боль или усталость, если этого требует его безопасность? Социальные контингенции гораздо чаще поднимают моральные и этические вопросы. (Как мы уже отмечали, эти термины касаются групповых норм и обычаев.) Каким образом человек воздерживается от воровства чужих вещей, чтобы избежать наказания, которое может за этим последовать? Или каким образом он терпит боль и усталость, чтобы получить одобрение других людей?

Практический вопрос, который мы уже рассматривали, заключается в том, как сделать отдаленные последствия эффективными. Без чужой помощи и лишь под воздействием естественных или социальных контингенций человек усваивает очень немногие модели морального и этического поведения. Группа формирует вспомогательные контингенции, описывая принятое в ней поведение правилами и законами, сообщающими индивиду о том, как себя вести, и с помощью дополнительных контингенций вынуждая его следовать этим правилам. Крылатые выражения, пословицы и другие формы народной мудрости дают человеку основания для подчинения этим правилам. Государства и религии формулируют наиболее явно поддерживаемые контингенции, а образование обеспечивает передачу правил, которые дают возможность вести себя соответственно естественным и социальным контингенциям без их непосредственного воздействия.

Все это является частью социальной среды, которая называется культурой, и, как мы увидели, ее основное воздействие заключается в том, чтобы поставить индивида под контроль отдаленных последствий его поведения. Это воздействие обладает ценностью для выживания в ходе культурной эволюции, так как модели поведения эволюционируют потому, что люди, которые их придерживаются, в результате оказываются в лучшем положении. Как в биологической, так и в культурной эволюции есть некое подобие естественной морали. Биологическая эволюция сделала человеческий род более восприимчивым к своему окружению и более способным к взаимодействию с ним. Культурная эволюция стала возможной благодаря эволюции биологической, и она поставила человеческий организм под гораздо более широкий средовой контроль.

Мы говорим, что есть нечто «аморальное» в тоталитарном государстве, игорных притонах, бесконтрольной сдельной оплате, торговле наркотиками или злоупотреблении личным влиянием не по причине существования каких-то абсолютных ценностей, а потому что у всех этих явлений есть аверсивные последствия. Но эти последствия отсрочены, и наука, которая проясняет их связь с поведением, лучше других может точно определить этические и моральные параметры лучшего мира. Следовательно, неверно, что ученый-эмпирик должен отрицать возможность «какого бы то ни было научного подхода к человеческим и политическим ценностям и целям» или что мораль, справедливость и правопорядок «не имеют отношения к выживанию».