По ту сторону свободы и достоинства

Даже в стабильных условиях у вида могут развиться неадаптивные или дезадаптивные свойства. Сам процесс оперантного обусловливания дает пример этого. Быстрая реакция на подкрепление должна была иметь ценность для выживания, и многие виды достигли такого этапа развития, когда уже единичное подкрепление оказывает существенное влияние на поведение. Но чем быстрее организм научается, тем более уязвим он для случайных контингенций. Случайное подкрепление усиливает любое текущее поведение и ставит его под контроль присутствующих в текущий момент стимулов. Мы называем такой результат суеверием. Насколько нам известно, суеверное поведение может возникнуть у любого вида, способного научаться при воздействии малого количества подкрепления, и это часто приводит к катастрофическим последствиям. Культура исправляет эти недостатки, разрабатывая статистические процедуры, которые компенсируют воздействие случайных контингенций и ставят поведение под контроль только тех последствий, которые с ним функционально связаны.

Нам требуется больший, а вовсе не меньший контроль над поведением, что само по себе является прикладной проблемой первостепенной важности. Благо культуры не может служить для индивида источником подлинного подкрепления, и подкрепления, придуманные культурой для того, чтобы побудить своих членов работать ради ее выживания, часто противоречат личным подкреплениям. Например, число людей, занятых разработкой автомобилей, существенно превышает число тех, кто занят улучшением жизни в городских гетто. И это не потому, что автомобили важнее, чем образ жизни, а скорее потому, что уж очень сильны экономические контингенции, побуждающие людей разрабатывать автомобили. Их источником являются личные подкрепления самих конструкторов автомобилей. А подкрепления сравнимой силы, которые бы поощряли разработку технологий, предназначенных исключительно для выживания культуры, отсутствуют.

Без сомнения, именно поэтому технология автомобильной промышленности намного более развита, чем технология поведения. Эти факты лишь подчеркивают серьезность угрозы со стороны литературы свободы и достоинства.

Точным мерилом того, насколько культура заботится о собственном будущем, является ее отношение к безделью. У некоторых людей достаточно возможностей заставить или побудить других людей работать на них столько, чтобы самим почти ничего не приходилось делать. Они ведут «праздную жизнь». Ее ведут и те, кто живет в условиях особо благоприятного климата. Ее ведут дети, умственно отсталые, психически больные, старики и все остальные, за кем ухаживают другие люди. Наконец, ее ведут члены общества изобилия и общества благоденствия. Кажется, что все эти люди могут «поступать как им угодно», и именно в этом заключается естественная цель либертарианцев. Праздность — вот воплощение свободы.

Наш вид подготовлен к коротким периодам безделья. Полностью насытившись обильной пищей или успешно избежав опасности, люди, подобно другим видам, отдыхают или спят. Если такое состояние продлится чуть дольше, то они могут увлечься игрой — серьезным поведением, которое в данный момент имеет несерьезные последствия. Но если безделье затянется на долгое время, то результат будет совсем другим. Запертый в клетке зоопарка лев в сытости и безопасности ведет себя не так, как сытый лев в природных условиях. Как и цивилизованный человек, он сталкивается с проблемой безделья в ее худшей форме: совершенно нечего делать. Праздность — это состояние, к которому человеческий вид плохо подготовлен, потому что до самого недавнего времени ей предавались лишь немногие люди, чей вклад в генофонд весьма незначителен. В наши дни большое количество людей подолгу бездельничает, но никакой возможности для эффективного отбора соответствующих этому генетических задатков и соответствующей культуры не было.