По ту сторону свободы и достоинства

Как слушатели мы извлекаем из чужого вербального поведения определенные знания, которые могут оказаться чрезвычайно ценными, позволяющими нам избежать прямого воздействия контингенций. Мы учимся на опыте других людей, реагируя на то, что они говорят о контингенциях. Когда нас предупреждают о том, что нам следует воздержаться от определенных действий, или, наоборот, советуют что-нибудь сделать, возможно, нет смысла говорить о знании, но когда мы получаем советы или предупреждения более долговременного характера в форме принципов или правил, тогда можно сказать, что у нас появляется особый вид знаний о контингенциях, к которым они применимы. Законы науки — это описания контингенций подкрепления, и тот, кто знает научный закон, может эффективно действовать без непосредственного воздействия контингенций, которые он описывает. (У человека, конечно, будут совершенно разные чувства по отношению к контингенциям в зависимости от того, следует он правилу или подвергается их прямому воздействию. Научное знание «холодное», но поведение, которое оно порождает, столь же эффективно, как и поведение, порожденное «горячим» знанием, извлеченным из личного опыта¹¹⁵.)

Исайя Берлин рассуждал о «знании в особом смысле», которое, как говорят, было открыто Джамбаттиста Вико. Это знание

«…в том смысле, в котором я знаю, что значит быть бедным, бороться за правое дело, принадлежать к нации, вступить в церковь или партию или выйти из них, чувствовать тоску по родине, страх, всемогущество бога, понимать жест, произведение искусства, шутку, характер человека, что кто-то изменился или обманывает сам себя»¹¹⁶.

Вероятнее всего, все это человек узнает при непосредственном воздействии контингенций, а не из вербального поведения других, и, вне всякого сомнения, с этими вещами связаны особые чувства, но даже в этом случае знание не дается напрямую. Человек может знать, что значит бороться за правое дело, только после долгой предыстории, в ходе которой он научился воспринимать и узнавать состояние, называемое борьбой за правое дело.

Роль среды особенно сложно увидеть тогда, когда речь идет о познании самого себя. Если нет внешнего мира, запускающего процесс познания, разве не должны мы сказать, что первым начинает действовать сам познающий? Речь, конечно, идет о поле сознания или осознании, и анализ поведения часто обвиняют в игнорировании этой предметной области¹¹⁷. Это серьезное обвинение, и к нему следует отнестись соответствующе. Говорят, что человек отличается от других животных главным образом тем, что «осознает собственный опыт». Он знает, что делает; он знает, что делал в прошлом и сделает в будущем; он «размышляет о собственной природе»; и он единственный, кто следует классическому предписанию: «Познай самого себя». Любой анализ человеческого поведения, пренебрегающий этими фактами, и в самом деле будет неполноценным. И некоторые подходы в анализе поведения такими и являются. Подход, называемый «методологическим бихевиоризмом», ограничивает себя тем, что можно публично наблюдать. При этом ментальные процессы могут существовать, но самой своей природой они исключены из научного рассмотрения. «Бихевиоралисты»¹¹⁸ в политологии и многие логические позитивисты в философии придерживались похожих взглядов. Но самонаблюдение можно изучать, и оно должно быть частью любого достаточно полного подхода к человеческому поведению. Вместо того, чтобы игнорировать сознание, экспериментальный анализ поведения подчеркивает определенные критически важные моменты. Вопрос заключается не в том, может ли человек познавать себя, а в том, что он узнаёт в процессе самопознания.

Отчасти эта проблема берет свое начало в неоспоримом факте приватности: небольшая часть Вселенной заключена под человеческой кожей. Было бы глупо отрицать существование этого личного мира, но не менее глупо утверждать, что поскольку он приватный, то имеет иную природу, нежели внешний мир. Различие заключается не в субстанции, из которой образован личный мир, а в его доступности. Головная боль, душевные страдания или беззвучный монолог с самим собой обладают исключительной интимностью, то есть они доступны для восприятия лишь самим человеком. Эта интимность порой мучительна (нельзя закрыть глаза на головную боль), но не обязательна, и она, как ранее казалось, поддерживает доктрину о том. что знание является своего рода обладанием.