По ту сторону свободы и достоинства

Мы также не превращаем человека в машину, побуждая его использовать машины. Некоторые машины требуют повторяющегося и монотонного поведения, и мы их избегаем, когда можем, но другие значительно повышают нашу эффективность во взаимодействии с внешним миром. С помощью электронного микроскопа человек может реагировать на очень маленькие объекты и на очень большие — с помощью радиотелескопов, и это может показаться совершенно нечеловеческим тем, кто использует только невооруженные чувства. Человек может воздействовать на среду с величайшей точностью микроманипулятора или с дальностью и силой космической ракеты, но его поведение может показаться нечеловеческим тем, кто полагается лишь на мышечные сокращения. (Утверждалось, что оборудование, используемое в оперант-ной лаборатории, искажает естественное поведение, потому что вводит внешний источник энергии, но люди используют внешние источники энергии, когда запускают воздушных змеев, ходят под парусами или стреляют из лука. Им пришлось бы отказаться практически от всех своих достижений, если бы они использовали только силу собственных мышц'³².) Люди записывают свое поведение в книгах и на других носителях, и использование этих записей может показаться довольно нечеловеческим для тех, кто может пользоваться лишь тем, что они запомнили. Люди описывают сложные контингенции в форме правил, а также правил по использованию правил, и они вводят их в электронные системы, которые «думают» со скоростью, которая кажется совершенно нечеловеческой невооруженному такими системами мыслителю. Все это люди делают при помощи машин, и они были бы чем-то меньшим, нежели человек, если бы так не поступали. То, что мы сейчас рассматриваем как машиноподобное поведение, было на самом деле гораздо более распространенным до изобретения этих устройств. Раб на хлопковом поле, счетовод за своей высокой конторкой, ученик, которого натаскивает преподаватель, — они и были машиноподобными людьми.

Машины заменяют людей, когда делают то, что раньше делали люди, и это может иметь серьезные социальные последствия. По мере того, как развиваются технологии, машины будут принимать на себя все больше и больше функций людей, но лишь до определенного момента. Мы строим машины, которые уменьшают аверсивные свойства нашей среды (например, изнурительный труд) и производят больше положительного подкрепления. Именно поэтому мы их и строим. Нет смысла создавать машины, которые сами подкреплялись бы этими последствиями, поскольку это значило бы лишить подкрепления себя. Если машины, которые создает человек, в конечном счете сделают его абсолютно ненужным, это произойдет случайно, а не намеренно.

Важная роль автономного человека заключалась в том, чтобы давать направление человеческому поведению, и часто говорят, что лишая человека этой внутренней сущности, мы оставляем его без цели. Как писал один автор: «Поскольку научная психология должна рассматривать человеческое поведение объективно, как обусловленное необходимыми законами, она должна представлять человеческое поведение лишенным намерений». Но «законы необходимости» имели бы такое действие, только если бы относились исключительно к предшествующим условиям. Намерение и цель указывают на отбирающие последствия, действие которых можно сформулировать в «необходимых законах». Есть ли у жизни, во всех ее формах, существующих на земной поверхности, цель, и свидетельствует ли это о разумном замысле? Рука приматов эволюционировала, для того чтобы можно было успешней манипулировать предметами, но цель этого изменения следует искать не в предшествующем замысле, а в процессе отбора. Схожим образом, при оперантном обусловливании цель умелого движения руки следует искать в последствиях такого движения. Пианист усваивает гаммы — и играет их плавно — не из-за предварительного намерения это сделать. Плавно сыгранные гаммы подкрепляют поведение по многим причинам, и именно они отбирают умелые движения. Ни в эволюции руки человека, ни в приобретенном умении использовать руку нет никакого предварительного намерения или цели.

Кажется, что аргумент в пользу целенаправленности усиливается при отступлении в темные тайники мутаций. Жак Барзен утверждал, что и Дарвин, и Маркс пренебрегали не только целью человека, но и созидательной целью, ответственной за все те вариации, на которые действует естественный отбор. Может оказаться, что это так, поскольку некоторые генетики утверждают, что мутации не являются абсолютно

случайными, но неслучайность не обязательно доказывает существование Творческого разума. Мутации не будут случайными, когда их явно спроектируют генетики для того, чтобы организм лучше соответствовал специфическим условиям отбора, и тогда будет казаться, что именно генетики играют роль Творческого разума в доэволюционной теории. Но проявляющиеся в их поведении цели, несомненно, следует искать в их культуре, в социальной среде, которая побудила их создавать генетические изменения, соответствующие контингенциям выживания.