Поздняя осень в Венеции

Я с некоторых пор
повсюду вижу сцены
внезапной перемены:
где зори, там разор.

Преобразился сад,

где сплошь одни утраты:
уже не желтоватый,
а желтый весь распад,
и явлен мне простор.

Всмотрюсь я в неизвестность

алеющих аллей,
и мне подскажет окрестность,
что небес повсеместность
над морем тяжелей.

Осень

И падает, и падает листва,
как будто облетает сад небесный,
и падает земля сквозь даль ночную,

отпав от звезд, срываясь в тьму сплошную,

где вечно одиноки существа.

Не удержать нам собственной руки;

мы падаем, как этот мир падучий.

Но держит Некто нежный и могучий

нас на руках паденью вопреки.

На краю ночи

В комнате и за стеною
не знающая луча
даль, и над ней, ночною,
я натянут струною,
вибрируя и звуча.

Множество тел скрипичных —

вещи; во сне – напев:
женский плач в безграничных
пространствах и тайный гнев
из рода в род;
зазвенев,
серебро моих нот
нависло над каждым предметом,
а среди них тот,
кто привлечен светом;
и, пока я не исчезну
в бывшем небе, где след
моей танцующей трели,
через щели
будет в бездну
падать свет.

Молитва

Ночь тихая, в твою цветную ткань,
где красное лишь в сочетаньи с белым,
включи меня в твою родную ткань,
чтобы я в сумраке слиянье с целым
изведал и единое во многом,
чем ты влечешь меня, когда подлогом,
играя, дразнит слишком яркий свет.
Но как с предмета на предмет
перемещающиеся со скуки
глаза поднять? Подумай, разве руки —
не вещи средь вещей, как и лицо,
и пусть кольцо (хоть не секрет:
на пальце у меня все тот же свет)
совсем простое – признак недотроги,
что, если две руки – как две дороги
и в сумраке, быть может, перекресток?

Продвижение

Отчетливей слышны во мне глубины;
при этом даль меж берегами шире,
родней и ближе мне все вещи в мире,
где, кажется, наглядней все картины,
и с Безымянным дни мои едины;
так мысленно под сенью туч свинцовых,
я, спутник птиц, взлетел с ветвей дубовых,
а на пруду средь вод, застыть готовых,
идет ко дну, как рыба, мой порыв.

Предчувствие

Я словно знамя, когда вокруг меня дали.
Чаю ветров, чтоб они меня угадали,
а внизу вещи и среди них потери;
двери закрыты тихо, в каминах тишь.
Окна еще не дрожат, и пыль тяжела.
Но я уже знаю бури, я как море, вдали скала.
Простираюсь, и западаю в себя ради моих же глубин,
и ввергаю себя, так как я один,
в бушующий вихрь.

Вихрь