Читаем Поздняя осень в Венеции полностью

Поздняя осень в Венеции

В томленьи чуждом царство неизменно,и бледный царь умрет не от меча,его наследье все еще священно,торжественное прошлое влача.Так доживал в Москве свой царский срок он,на белую Москву смотрел из окон,весна ли в переулках или сон,березовым трепещущая духом,и все-таки овладевает слухомнаутро колокольный звон.Колокола, его святые предки, —династия, которая к татарамвосходит постоянно под ударомв сказаньях, подтверждавших вещим даром,что чудеса по-прежнему нередки,и вдруг он понял, как в том веке старомиз родовых воспрянули глубинего предвосхищавшие дотоле,тишайший из пресветлых на престоле,по собственной благочестивой волебездействующий властелин.А он благодарил их на поминих душ, чьи расточительны щедроты,и жаждой жалобною жил,в ней находя источник тайных сил,а жизнь свои вершила обороты,и в них таился он один.Себя в них узнавал он что ни час,как серебро в загадочных узорах,во всех деяниях и приговорах,но и в указах, и в глухих укорахвсе так же красный пламень власти гас.

VI. «В серебряные смотрятся пластины…»

В серебряные смотрятся пластинысапфиры, словно женские зеницы;ветвящиеся в золоте зарницы —не свадьба ли зверей, чьи гибки спины;в мерцаньи смутном жемчуга единыпри созерцаньи дикой вереницы,где исчезают лица, словно птицы.Вот риза, вот венец, а вот страна;как на ветру зерно, она видна;вся, как река в долине, просияла;так блещет обрамленная стена.На солнце три сияющих овала;и материнский лик, и, как миндаль,пречистые персты; пространства мало,и серебро — кайма, в которой даль,а сумрак этих рук явил едва,Кто царствует и на святой иконе,и в монастырской келье, как на троне,Тот Сын, целебный ток на горном склонеи на неведомом доныне лоненебес, чья вечна синева.Ее рукам не до потерь,и лик Ее открыт, как будто дверьв тень сумерек, чьи отсветы — намеки,когда в улыбке милостивой щеки,пока блуждает свет среди утрат.Царь чувствует закат, и царь поник.Он шепчет: как Твои понять уроки?Страшимся, страждем, ищем, где истоки;Твой любящий влечет нас вечно Лик,но почему черты Твои далёки?Лишь для святых Ты радостный родник.И царь в тяжелой мантии своейвсех подданных недвижней и слабей;душевного спасения не чает,хотя блаженство ближе средь скорбей.А бледный царь, чьим волосам больнымтяжел венец, жил помыслом иным,лицом, что незаметно остальным,подобен Лику в золотом овалеи, облачен сиянием родным,не смел признать: Она его встречает.Два облаченья восторжествовалитак в тронном зале златом неземным.