Поздняя осень в Венеции

Ближних покидая безучастно,
в неизведанный пускаясь путь,
и не думал, где бы отдохнуть;
ночи странствий предпочел он страстно;

от ночей любви держась вдали,

видел он в присутствии земли,
как средь сильных звезд ночные дали
изгибались, длились, пропадали
или дали, как сраженье, шли

и рассеивались под луною

деревнями, связаны одною
участью, и превращались в парки,
где сиденья серые для знати
и для путников усталых кстати,
пусть хоть на мгновение подарки,
но не постоишь ты в холодке,
ибо столько стран за поворотом,
где своим вверяются оплотам
города гордыни вдалеке.

Ничего другого не желая,

шел он с торжеством первопроходца,
чем-то большим все еще томим,
но и там, где суета жилая,
углубленье в камне у колодца
мог владеньем он считать своим.

Подъезд

Что это: поворот или порыв?
Там, где к барочным ангелам впервые
колокола качнулись голубые,
мы мчались в экипаже, не забыв

с тех пор, каков пленительный обхват

приветливого замкового парка,
где вдруг возникла перед нами арка
и мы, оказывается, у врат,

гостеприимных, звавших нас веками,

где высится фасад и где карниз,
когда скользят в дверях стеклянных тени,

и где по лестнице борзая вниз

бежит, минуя плоские ступени,
чтоб нас встречать радушными прыжками.

Солнечные часы

Где порою веет прелесть прели
каплями в луче благоуханном,
там колонна в мареве пространном,
сколько птицы бы ни пели
ей при кориандре с майораном,
призвана являть, который час.

Дама в шляпе (с ней слуга послушный)

часто здесь встречает вечер душный,
видя и на этот раз:
день в тени часов угас.

Но когда нахлынет ливень летний

и движение в листве заметней,
останавливаются часы в готовом
времени, которое годами
копится цветами и плодами,
зрея в белом домике садовом.

Мак снотворный

В саду пока еще не отцветал
зловещий сон под натиском любовных
видений скрытых, ненасытных, кровных
в соединеньи вогнутых зеркал

и грез, чьи обезумевшие маски

спешат расти, вставая на котурны,
которые возносят без опаски,
уже размякнув, семенные урны

(взлелеянные соками земными

в своих бутонах бывших), но отсюда
бахромчатые чашечки, а с ними
мак — марево, знобящий жар сосуда.

Фламинго Jardin des Plantes, Paris

Лишь Фрагонар изобразить бы мог
их отраженья в пурпуре и в белом,
и можно их сравнить с цветущим телом
подруги, нежных прелестей залог

спросонья; как цветы среди куртины

на стеблях ярко-розовых стоят
и опереньем привлекают взгляд,
самих себя влекущие, как Фрины,

нечаянно, но бледные зеницы

в плодово-темно-красном прячут птицы,
при этом клювы погружая в пах;

завистливая завизжала стража,

и вдруг в своей вольере на глазах
подвижное подобие миража.