Через полчаса Пиноккио и вправду добрался до маленькой деревушки, называемой Деревня Трудолюбивых. По дороге сновали люди, поглощённые своими делами. Каждый из них был чем-то занят. Загляните хоть в какой уголок — нигде не увидите ни бездельника, ни бродяги.
— Ага, — тотчас смекнул лентяй Пиноккио, — эта деревня не для меня, сразу видно.
Я для работы не создан!
К этому времени он успел изрядно проголодаться, ведь за минувшие сутки во рту у него не было ничего, даже пары горошин. Существовало лишь два способа раздобыть пищу: или поискать работу, или выпрашивать хоть монетку, хоть корку хлеба.
Пиноккио стыдился побираться: отец всегда внушал ему, что это позволительно лишь старым и немощным. В этом мире помощи и сострадания заслуживают только те бедняки, которым преклонные годы или болезнь мешают зарабатывать себе на пропитание, все прочие обязаны трудиться. А если кто-то не хочет работать, тем хуже для него: пусть страдает от голода.
Тут на дороге появился усталый, запыхавшийся человек. Он с трудом тащил две тележки, гружённые углём.
По лицу незнакомца Пиноккио определил, что человек он добрый. Он приблизился к угольщику и, потупив глаза от стыда, тихонько попросил:
— Не дадите ли вы мне монетку? Я умираю от голода!
— Ни гроша, — твёрдо сказал тот. — Но ты получишь две монетки, если поможешь мне дотащить эти тележки до дома.
— Удивляюсь я вам, — ответил на это оскорблённый Пиноккио. — Позвольте довести до вашего сведения, что я не привык выполнять работу, годную для ослов. В жизни не таскал тележек!
— Ну что ж, — усмехнулся угольщик. — Если ты, мой мальчик, и впрямь умираешь от голода, съешь пару добрых ломтей своей гордыни, да смотри не лопни.
Спустя несколько минут на дороге показался каменщик, он нёс на плече короб с известью.
— Добрый человек, не подадите ли вы монетку голодному мальчику?
— Охотно, — отозвался тот. — Пойдём со мной. Возьми этот короб, и вместо одной монеты получишь пять.
— Но короб очень тяжёлый, — возразил Пиноккио. — Я не хочу рухнуть под его тяжестью.
— Ну, раз так, развлекайся голодом, и силы у тебя сразу прибавятся.
Меньше чем за полчаса мимо прошло человек двадцать, и у каждого Пиноккио просил подаяния, но все неизменно отвечали ему:
— И не стыдно тебе побираться? Чем шататься без дела по дорогам, поискал бы себе какое-нибудь занятие, научился бы зарабатывать себе на хлеб.
Наконец он увидел добрую женщину с двумя кувшинами воды.
— Не позволите ли вы мне выпить немножко воды из вашего кувшина? — обратился к ней Пиноккио, у которого горло горело от жажды.
— Пей, если хочешь, мой мальчик, — сказала женщина и опустила кувшины на землю.
Пиноккио пил и никак не мог напиться, и, наконец, вытерев рот рукой, пробормотал:
— Жажду я утолил. Еще бы теперь унять голод!
Добрая женщина услышала эти слова и сказала:
— Если ты поможешь мне донести до дому эти кувшины, я дам тебе большой ломоть хлеба.
Пиноккио в раздумье уставился на кувшин.
— А кроме хлеба получишь целую тарелку цветной капусты, заправленной маслом и уксусом, — добавила женщина.
Пиноккио снова посмотрел на кувшин, но ничего не сказал.
— А после цветной капусты я угощу тебя конфетами.
На этот раз искушение оказалось так велико, что Пиноккио не устоял.
— Хорошо, — сказал он. — Я донесу кувшин до вашего дома.
Нести кувшин в руках было тяжело, пришлось водрузить его на голову.
Дома добрая женщина усадила Пиноккио за маленький столик и поставила перед ним хлеб, цветную капусту и конфеты.
Пиноккио не ел, он глотал кусок за куском. Живот у него был словно дом, пустовавший целых полгода.
Немного утолив, наконец, звериный голод, Пиноккио поднял голову, чтобы поблагодарить милую женщину. Но едва он взглянул на неё, как ахнул от изумления. Он смотрел на неё широко раскрытыми глазами, словно зачарованный, с вилкой, так и застывшей в воздухе, со ртом, набитым хлебом и цветной капустой.
— Что тебя так удивило? — рассмеялась добрая женщина.
— Просто... — пробормотал Пиноккио. — Просто... вы мне напомнили... Да, да, тот же голос, и глаза такие же, и волосы, да, точно, у вас такие же голубые волосы, как и у неё! О, милая Фея! Скажите мне, что это вы! Не заставляйте меня плакать снова! Если бы вы только знали, сколько я слёз выплакал и как настрадался!
И с этими словами Пиноккио бросился к ногам загадочной женщины, обнял её колени и громко зарыдал.
ГЛАВА 25
Поначалу добрая женщина уверяла его, что она вовсе не Фея с голубыми волосами, но, видя, что Пиноккио её узнал и таиться дольше нет смысла, она воскликнула, обращаясь к деревянному человечку:
— Ах ты, маленький негодник! Как же ты догадался, что это я?
— Любовь к вам подсказала мне это!
— Так ты помнишь? Ты оставил меня, когда я была юной девушкой, а теперь я взрослая женщина и гожусь тебе в матери.