Россия – Грузия после империи

Благодаря своим широчайшим связям по всему СССР Богомолов стал по-своему новатором – никто так не представил общую картину связей грузинской литературы с литературами всех республик Союза, в первую очередь, конечно, с русской. Сложно допустить, чтобы кто-либо сегодня обладал такими знаниями о 15 литературах и их ведущих авторах. Естественно, картину нельзя назвать полной, потому что в ней были представлены признанные государством писатели и не были упомянуты те, кто впал в немилость. Но таковы реалии времени.

Музей дружбы народов был создан при Академии наук Грузии в 1976 г. Целью его была пропаганда интернационализма. В частности, при Музее в одном из крыльев здания Музея истории Грузии функционировала постоянная выставка, посвященная боевому содружеству народов СССР в годы Второй мировой войны (она тогда называлась Великой Отечественной войной). В экспозиции были представлены судьбы в форме биографических данных выходцев из Грузии, воевавших и погибших, – людей разных национальностей – это почти 300 тысяч человек. В Музее было несколько отделов: экспозиционный и научные – взаимосвязей в области искусства, исторических взаимосвязей, литературных контактов. Кроме того, имелся архивный отдел. В Музее собрались значительные архивы – Симона Чиковани, письма русских литераторов (Н. Заболоцкого, П. Антокольского, Б. Пастернака к грузинским друзьям и др.), армянских и азербайджанских писателей. В декабре 1980 г. мы с научным сотрудником Еленой Киасашвили привезли в Музей из Москвы архив Бориса Пастернака, полученный от Вадима Козового (муж дочери Ольги Ивинской, которая уполномочила его продать свою часть архива).

Так сложилось, что в Грузии было немного ученых-диссидентов, если не считать находившегося временами в опале выдающегося философа Мераба Мамардашвили. На трудах и устных выступлениях Мамардашвили воспитывались и филологи, тогда ловили каждое слово, противоречащее уже мертвым положениям марксизма в философии. Для филологов важно было и то, что может быть дозволенным иной подход в философии, а это напрямую было связано с идеологией. Хотя не следует забывать, что официальным диссидентом являлся будущий первый президент независимой Грузии ученый-филолог Звиад Гамсахурдия. Но не было и яростных коммунистов. Это позволило возникнуть особой атмосфере, в которой было больше воздуха для научного дыхания, чем во многих республиках. Трудно сказать, почему не было явного сопротивления, возможно, в памяти еще жила расправа над молодежью 1956 г. Хотя подспудно процессы сопротивления шли. Так, в 1973 г., вскоре после прихода к власти Эдуарда Шеварднадзе, произошло массовое выступление молодежи против устранения грузинского языка как единственного государственного. А далее готовился 1989 г., когда произошла первая бойня – кровавый разгон мирного митинга в Тбилиси, ставший символом заката империи и началом ее стремительного конца.

Заметим, что совсем не интенсивно в Грузии занимались собственно соцреализмом, хотя ссылки на него являлись необходимыми. Естественно, метод упоминался, но специальных трудов фактически не было, хотя поддерживались постоянные контакты с учеными из центра, которые этим соцреализмом продолжали заниматься с рвением, в частности с горьковской группой ИМЛИ (Институт мировой литературы Академии наук СССР) и его Отделом литератур СССР, которым долгое время руководил в Москве Георгий Ломидзе.

Вспоминается защита докторской диссертации Георгия Михайловича Гиголова по раннему Горькому. Оппонент поставил диссертанту на вид, что он фактически ничего не пишет о соцреализме Горького, на что тот ответил: «Если бы я нашел гвоздик, на который можно повесить соцреализм, я бы это обязательно сделал, но не нашел». Диссертация, тем не менее, была утверждена, и вряд ли это можно представить в Москве или Ленинграде, где давление было более яростным и непосредственным.

Тесные контакты поддерживались с Пушкинским Домом в Ленинграде, где также были идеологи соцреализма, к примеру оппонент моей кандидатской диссертации, замдиректора института Андрей Иезуитов. Но были и целые группы ученых-«древников», специалистов по XIX в., по романтизму, которые этого слова в своих трудах вообще не употребляли. Хотя следует заметить, что труды по соцреализму к концу 1970-х становились все более вымученными, уже было очевидно, что метод мертв, если он вообще был когда-либо живым. Уже всем была известна книга Роже Гароди «О реализме без берегов» (1966), которую в свое время заклеймили ортодоксы соцреализма, но постепенно метод расширяли, старались внушить, что он развивается и живет. Более того, тех, кого не удавалось «выбросить» из литературы, пытались втиснуть в новые, расширенные рамки метода, в частности, даже были попытки найти черты соцреализма у Булгакова, поскольку стало очевидно, что без него литературного процесса не существует, а иного государственного метода для писателя советской эпохи признать нельзя.