Россия – Грузия после империи

Но среди тех ученых, с которыми мне довелось работать, никто и никогда о соцреализме не говорил всерьез, тему старались обходить, но в то же время и критиковать было нельзя. Такая вот возникла ситуация, когда пытались главное не замечать и делать свое дело как бы в обход, с должными реверансами, не марая себя славословиями в адрес вождей. Необходимую преамбулу все же применяли – крупные работы должны были начинаться с какой-нибудь цитаты из Ленина и даже из Брежнева. Это уже было абсурдной игрой, но негласно никто ни из ученых, ни из студентов этих преамбул не читал. Абсурд доходил до того, что Ленин цитировался в каждой монографии и диссертации, даже по зоологии и акушерству. В Москве и Ереване роддома носили имя бездетной Н. Крупской, но это никого не удивляло, к этому явлению относились скорее как к необходимости учитывать погоду за окном, поскольку она от нас не зависит.

Мне удалось практически обойтись без цитат из вождя, кроме одной цитаты в кандидатской диссертации по утопии, но там она была скорее по делу, поскольку Ленин об утопии высказался, да и сам вписывался в какую-то гигантскую утопию (необходимость цитирования была общепринятой). Вряд ли это был письменный указ, то есть, может быть, тайный указ и был, но все подобные директивы исходили из идеологического отдела ЦК партии, они на закрытых совещаниях давали указания, а далее распространялось на местах. Эта традиция возникла уже при Сталине, но в брежневские времена стала еще более повсеместной. Существовал короткий период, когда надо было к месту или не к месту цитировать Брежнева и его книгу «Малая земля». Кроме того, в Союзе писателей СССР и в республиках были так называемые «литературные генералы», т. е. писатели-идеологи, которые давали указания и фактически распоряжались судьбами людей, даже если это не были откровенные аресты и репрессии. Литературно-общественная ситуация 1920–1940-х гг. широко описана в книгах Наталии Громовой «Ключ», «Узел», «Распад». Цитировали классиков марксизма-ленинизма уже из страха не быть напечатанными.

Существовало определенное негласное деление ученых на тех, кто был приближен к власти, особенно среди специалистов по современному литературному процессу, и остальных, которым позволялось существовать. Среди них были Г. Гиголов, Л. Хихадзе, К. Герасимов. Их труды, конечно, не выходили большими тиражами и ждали своей очереди годами. Меня лично как научного сотрудника Музея дружбы народов АН ГССР в 1981 г. вызвали в так называемый «первый» отдел (отдел по кадрам) Музея и предложили прекратить исследования по грузино-польским литературным контактам (в Польше было введено военное положение, и польский вопрос считался почти закрытым для печати). Я продолжала заниматься польской тематикой, и, хотя это удивительно, больше никто ко мне не обращался, возможно, беседа со мной была формальностью или изменились негласные указания. До середины 1980-х мои работы по польской литературе не публиковали, потом постепенно запрет сняли. Привожу этот пример для прояснения ситуации – мы сами не знали, кого могут издать, а кого запретить и что нужно в данный момент идеологам и официальным партийным лицам.

В начале 1970-х появились труды типологического характера. Новаторской стала монография Лины Дмитриевны Хихадзе о русско-грузинских взаимосвязях, где ведущей был рецепция текста. Позже, в 2003 г., почти одновременно вышли в свет две книги профессора Хихадзе: «Литература в движении (русско-грузинские диалоги)» и «Восприятие литературы как интеракция». Первая – пособие для студентов и магистрантов, вторая была обращена к специалистам. В ней собраны статьи и рецензии ученого за многие годы. Она поставила вопрос: как перекликаются литературы именно в процессе своего развития? И что же такое литературоведческая интеракция, тем более в нынешнем звучании понятия «акция»? Диапазон исследуемых тем и проблем очень широк. Их изучение построено на сложном сплетении чувственно-интеллектуального восприятия героя, текста, литературного ареала. Вопрос – поиски ответа – следующий вопрос, который подчас кроется в самом ответе. В советские годы труды Хихадзе издавались весьма скупо, то есть в общих сборниках, а не монографиями – именно в связи с ее немарксистским подходом.

Метод Хихадзе не только оправдал себя, но стал совершеннее и комплекснее с годами. Работы ее признаны далеко за пределами Грузии, причем высоко оценены исследования о Пушкине и Лермонтове (которые среди «сугубых» пушкинистов и лермонтоведов почти неприкосновенны), о восприятии грузинской словесностью русского литературного процесса, о принципиальном значении Кавказа не только в русском романтизме, но и во всем последующем литературном мышлении. Отметим, что труды Хихадзе никогда не были связаны с сиюминутными идеологическими установками и сам подобный подход уже был молчаливым сопротивлением идеологии. Даже в начале 1970-х она, хотя скупо, говорила студентам о своем репрессированном отце.